– Семен, вели принесть.
Зимняя ночь давно перевалила за середину. Юрию хотелось скорее избавиться от гостей, хотя и званых, однако нежеланных. Но оставалось еще одно, о чем даже и речь заводить было невмоготу.
– Давно ль Данила Борисыч приветил у себя в Курмыше отца моей жены, смоленского князя? – пересилил себя Юрий.
– Да чуть менее года будет. Только… – Иван замялся.
– Только прогнал от себя Данила Борисыч твоего тестя, князь, – докончил Карамышев.
Юрий насторожился.
– Что ж, не слюбились?
– Ты и сам знаешь, каков твой родич, – пожал плечами Иван. – Ни с кем не сживется, нигде не приживется. Поспорил он с отцом… за митрополита. А в лесах под Владимиром его люди с моими людьми повздорили, кому Фотий достанется. Так никому и не достался, – разочарованно прибавил он. – Но отец разозлился. Ведь упреждал!
Хоромный боярин внес в горницу большую корчагу и блюдо с кусками холодной запеченой рыбы. Плеснул вино по чашам.
– Ну, здрав будь, Юрий Дмитрич. – Ополовинив чашу, Иван обтер усы и потянулся к рыбе. Довольный, спросил: – Фряжское?
– Из немцев, – определил Протасьев.
Юрий, глотнув немного, больше не захотел.
– Что мой тесть делал во Владимире? Какие с ним люди? Татары?
– Да ничего не делал, – ответил Карамышев с полным ртом. – А люди его… лесное отребье.
– Ты, Юрий Дмитрич, не переживай, – развязно молвил Иван, допив вино. – Отец велел проследить за ним. В Москве он теперь. Живет на Рахмановом дворе ряженный в чернеца.
– В Москве! – Юрий похолодел, невзирая на жар от печи. – Для чего?
– А этого уж мы не знаем, – ухмыльнулся курмышский довлат, – что у него на уме.
– Скажи-ка, Иван Данилыч, – медленно проговорил боярин Морозов, – и ты, воевода. Когда из Успенского собора золотишко-серебришко выгребали, не было ль там ларца запечатанного, а в ларце покрова расшитого?
– В Успенском? – Карамышев засмеялся, обнаружив широкий пропуск между зубами. – Да что там было выгребать? Жадный ключарь все спрятал, мелочь одну оставил. Да и с собой ничего не унес. Зря только мучился.
Юрий впился в него взглядом. Воевода осекся. Дернул плечом.
– Не было.
Морозов удрученно глянул на князя:
– И среди спрятанного на хорах не было.
– На хора-ах? – изумленно дохнул Карамышев.
Захар Протасьев развеселился.
– Ах да, откуда вам знать, в степях да в лесах живучи, как в допрежней Руси храмы строили. Батыевы татары и те смекалистей были, на успенских хорах людей тогда огнем выморили.
– Зря смеешься, боярин, – прошипел уязвленный Иван. – Теперь будем знать. Благодарствуй, Юрий Дмитрич, за хлеб-соль да за ласку. – Он поднялся. – Едем, Семен.
