– В чем каялась?
Движение ложки от блюда с варевом ко рту князя ничуть не замедлилось. Лишь по напряженной спине можно было понять, что вопрос не празден.
– Прости меня, княже, – священник не скрыл удивления, – не забыл ль ты о тайне исповеди?
– А ты не забыл ли, отче, что я муж своей жены? – Юрий раздраженно бросил в блюдо ложку, замарав одежду жирными брызгами. – И князь своей земли? Не надобно было б – так не спрашивал бы!
– Ты князь земли, а я служитель Христов, – невольно возвысив голос, Дионисий словно рыкнул на Юрия.
Князь рывком вскочил, с угрозой пошел на попа. Иерей также поднялся и смотрел бесстрашно. Юрий, нависнув коршуном, взял его за рясу на груди.
– Я должен знать! – тоже прорычал.
Дионисий не испугался княжьей ярости.
– Никто кроме Него, – он возвел очи к потолку, – того знать не должен.
Священник освободил рясу из кулаков Юрия, отстранился.
– Если не держишь более, пойду, князь.
– А что же мне делать? – поникнув, спросил тот.
Протопоп удрученно вздохнул.
– Молись о душе, тяжко согрешившей.
Юрий в одиночестве сел доедать. Но кусок не лез в горло. Отодвинув блюдо, он мрачно уставился в крытый узорной скатертью стол. Пришел хоромный боярин, доложил о каком-то чернеце, пожелавшем видеть князя. Юрий не слушал. Вдруг взревев, одним движеньем снес со стола блюда, горшки и корчаги.
– Дура!!!
Поглядев на истекающую варевом, подливами и питьем утварь, устремился прочь из палаты.
Слуги, холопы, девки, боярыни вжимались в стены перед быстро и широко шагавшим в сенях князем, опасаясь попасться ему на глаза. Сторожевые едва успевали распахнуть двери, где мешкали, там отворял сам – ударом ноги. Только перед дверьми княгининой изложни остановился отдышаться и к Анастасии вошел с видимым безразличием на лице.
Как и в прошлый раз, она не хотела встретиться с ним взором. Боялась или виноватилась перед ним, Юрию было все равно. Он даже не знал, что сказать ей… как изъяснить ту горючую смесь ярости, обиды, жалости и любви… да и надо ли?
Ее губы опять беззвучно зашевелились. Князь приблизился, склонился.
– Детей… призови.
Не сказав ни слова в ответ, он вышел. Распорядился послать за сыновьями, но сам остаться не захотел. Над ухом зудел хоромный боярин, рассказывал про чернецов из Ярославля. Юрий, наконец разобрав, о чем речь, пожелал принять монахов. Привести их велел в свой моленный покой.
Стоя на коленях перед киотом в полстены, он услышал вошедших, но не прервал молитву – в голос читал псалом. Думал, чернецы присоединятся, вплетут в моленье свои голоса. Но за спиной длилось молчанье.
