Бывало, что Барсику надоедало это кувыркание и он делал вид, что спит. Тогда вороны спускались на землю, мелкими шажками, очень по-человечьи, подходили к нему, присматривались косым взглядом и оставались заботливо вышагивать вокруг и дожидаться его пробуждения.
Бродя бесцельно около ворот, однажды я заметила, что некоторые дети ходят по нашему проулку, таская за собой возки. То туда идут, то, спустя долгое время, обратно…
— Что это у них? — спросила я у мамы.
— Санки, — сказала она.
— Зачем?
— Кататься.
Мало-помалу я поняла, что санки нужны и мне, потому что без них я чего-то не узнаю, не изведаю. А этого допускать было нельзя. Я посмотрела на маму красноречивым взглядом.
— И не думай, — предупредила она. — У нас нет денег.
Вечером я сообщила папе, что у нас нет денег.
— Да? — папа удивился. — Откуда ты знаешь?
— Мама сказала, когда я захотела санок.
— Так ведь санки у нас могут быть и без денег, — развеселился отец. — Угадай, где мы их возьмем? — и он ущипнул меня за нос.
— Папа изготовит, — догадалась я, уже зная, что у меня редкий папа — с золотыми руками.
— Конечно! Что для этого надо? Пара полозьев с задранными и закрученными носами да широкая доска.
— Там еще кое-что было, — сделала я озадаченный вид по примеру взрослых, решающих серьезные задачи.
— Что же?
— Веревка.
— Да… — нахмурился вдруг отец. — Веревку бы надо сплести из собачьей шерсти, да что взять с нашего Барсика, на котором ее нет…
Я обреченно наклонила голову. Меня охватило горе, лишившее речи. Теперь санок мне не видать… И зачем я сказала о веревке? Возможно, я бы получила санки без нее, и уж как-нибудь ими пользовалась бы… А теперь папа не станет их делать. Глубокий вздох довершил мои печальные ощущения и раздумья.
И тут раздался мамин смех — видимо, очень комично выглядели мои превращения из радостного человечка в огорченного.
Через пару дней отец пришел с работы с санками, везя их за поводок.
— Где ты взял веревку? — увидев это, радостно бросилась я к нему.
— Забрал у Бабая. Он этой веревкой связывал непослушных детей.
Ого! — какая мне веревка досталась, подумала я. И тут же испугалась — а вдруг Бабай вздумает прийти за ней?
Бабай — это был страшный дед, появляющийся только ночью. Но ночной образ его жизни отнюдь не успокаивал — придя за веревкой в то время, когда люди спят, он мог проникнуть в дом и в отместку укусить меня.
Я заревела. Отец досадливо поморщился — эх, противное желание всех взрослых мужчин выглядеть в глазах детей богатырями. Вот напугал ребенка. И, словно не замечая моего рева, он продолжил:
