— Наш Венца!.. Ведь убьют его…
Я вдруг разозлился. Кто посмел взять мой автомат И мне захотелось испугать эту женщину еще больше, сказать, что немцы убьют ее Веноушка наверняка. Но неприятный, какой-то гадкий голос «пана Геннеси» опередил меня:
— Вы гордиться должны, пани, таким сыном…
При этом «пан Геннеси» покровительственно похлопал меня по плечу, как бы в возмещение утраты оружия.
— Да вам, приятель, уж не пригодится этот автомат…
— Черт толстопузый, — накинулась на него перепуганная мать, — плетет тут чепуху, в погребе прячется, свою шкуру спасает, а невинные дети на смерть идут!
— Да замолчите вы! — прикрикнула самая красивая девушка на свете.
Что-то происходило с моей спиной, но ни видеть, ни чувствовать этого я не мог. Все смолкли — возможно, потому, что так приказала девушка, а то и потому, что где-то близко застрочил пулемет.
— Сходил бы кто-нибудь посмотреть, что там снаружи, — проговорил «пан Геннеси».
— Вот вы и идите, — крикнула мать Веноушка. — А то привыкли женщин и детей на смерть посылать!
— Не думаете ли вы, что я боюсь? — не слишком убедительно возразил единственный в подвале мужчина. — Я не то еще видел на Пияве, уважаемая пани…
Я услышал, вернее, почувствовал, как он осторожно, шаркая, цепляясь за стену, пробирается к выходу, — наверное, он дрожит, представляя, как вот сейчас на него бросится вся немецкая армия. Но он тут же возвратился, крича во все горло:
— Люди добрые, немцев и след простыл! На улице полно наших. Ура!
Ну и скотина! Он же еще кричит «ура». Его слова произвели большое действие на обитательниц подвала. — Я бы сказал, действие неожиданное для самого «пана Геннеси». Мать парнишки, который взял мой автомат, с новой силой напустилась на единственного в погребе мужчину.
— Не вам бы кричать «ура», пан Кроупа! Вам бы надо быть тише воды, ниже травы…
Да и остальные женщины, разом позабывшие свой страх, поддержали ее. Хороша, видно, птица этот пан Кроупа.
Но пан Кроупа упорно боролся за свою репутацию. Он выбежал, приговаривая:
— Нельзя же ему лежать тут, кровью истечет…
Бежал он гораздо быстрее, чем только что, но все же недостаточно быстро, и не мог поэтому не слышать замечаний и злых насмешек женщин, почувствовавших себя хозяйками положения.
— Забыл, как немцам задницу лизал…
— Надавать бы ему по шеям!..
Я с удивлением наблюдал за мгновенно переменившимися женщинами. Только что они в страхе жались в темном углу подвала, ожидая самого худшего. Одна вполголоса молилась о милосердии господнем, о сохранении жизни любой ценой… О чем думает она сейчас? Уж, верно, не о сохранении жизни, а скорее всего о том, чтό еще минуту назад готова была отдать милосердному господу богу за спасение жизни… Мать юноши, который взял мой автомат, сразу начала командовать, гнать женщин на улицу, и они слушались ее, не могли не послушаться, потому что опрометчивый, легкомысленный поступок ее сына теперь выглядел совсем иначе. Ведь жизнь его все еще в опасности!
