— Сколько угодно. Вот наоборот — редко, — он совал мне свою несчастную добычу, бутылку «Столичной», но я молча его отстранил и увел Катю на улицу. «Не понял!» — донеслось нам вдогонку.
Катя ни о чем не спрашивала, семенила рядом, держа меня под руку. Миновали деревню и дошли до кукурузного поля, где я почувствовал необходимость посидеть на травке.
— Башка, блин, какая–то чудная, — пожаловался Кате. — Будто в ней осиный рой. У тебя так бывает?
— Сколько угодно, блин, — ответила она глубокомысленно, и мне сразу стало легче.
— Подлечиться бы надо, — сказал я.
— Я готова. Но, может быть, потерпим до дома?
До дома мы дотерпели, и там нас ждал сюрприз. Родной мой «жигуленок» был припаркован возле изгороди. Улыбающийся Гречанинов, в светлой рубашке, в серых, идеально отутюженных брюках, приветствовал нас у порога.
— Где это вы все бродите? — заметил ворчливо. — Второй час жду.
Меня не обманула его улыбка: он привез плохие новости.
— Катя, ступай свари кофейку, — попросил я.
Проходя мимо Гречанинова, она мимолетно коснулась его плеча.
— Ничего, ничего, девушка, — сказал он, — все в порядке.
Уселись под яблонькой, где была врыта скамейка на двух пеньках. Я закурил.
— Ну как, косточки срастаются?
— Григорий Донатович!
Поглядел на меня изучающе:
— Что ж, Саша, придется тебе немного собраться с силами. Торопятся наши фигуранты, прямо удержу нет…
Торопливость привела бандитов к тому, что они третьего дня ночью взорвали гараж отца вместе с находящейся там «девяткой», которую он ремонтировал. При этом зацепило три соседних гаража, но из людей никто не пострадал.
— Это все? — спросил я.
— Не совсем. У твоего папы сердечный приступ. Он в больнице.
— У меня еще есть сын, помните, я вам говорил? Про него ничего не известно?
— Почему неизвестно. Я с ним виделся. Хороший, сообразительный мальчик. Ему есть где спрятаться. Не волнуйся.
Я особенно и не волновался, дымил, тупо глядя под ноги. Конечно, грустно было понимать, что, скорее всего, они меня дожмут. Но это логично. Дожали же они страну. И никто им не помешал. А что я? Жалкий комочек протоплазмы, нелепо пытающийся сопротивляться.
— Надо ехать к отцу, — сказал я.
— Да, разумеется. Я тебя отвезу. Но Катя останется здесь.
— Вам виднее.
Катя успела напечь оладышков и заварила крепкий кофе. На меня поглядывала с тревогой, но держалась бодро, хотя и заискивающе. Осведомилась у Гречанинова, любит ли он украинский борщ со шкварками. Она собиралась приготовить его на обед по матушкиному рецепту и надеялась, что мы оба останемся довольны и, может быть, даже придем в восхищение. Оказывается, для секретного борща у нее есть все, что надо, кроме винного корня. Но и без винного корня…
