- Что ж ты мне сразу не сказал? - спрашиваю я его - и в слезы. - Что ж ты меня все мучаешь?
Оделись мы, вышли на улицу.
- Ну, ты хоть доволен, сынок? - спрашиваю я Толика.
- Доволен, доволен, мама! - клянется мне Толик. - Ну прямо до ужаса! Он так меня хвалил... и тебя хвалил. Скажи, говорит, спасибо своей матери.
- За что ж мне спасибо? - говорю я ему и скорбно про себя усмехаюсь.
Задумался Толик.
- Не знаю... - говорит и смотрит на меня вопросительно.
Ничего я ему не сказала. Махнула рукой и повела его к остановке. 22
И пошла у нас карусель. В пять утра поднимаюсь, обед варю, Толика в школу собираю, отвожу его, а дорога неблизкая, в самом центре музыкальная школа находится. Еле-еле на работу успеваю, а с работы опять за ним надо ехать. Ни позавтракать, ни причесаться. По две недели в ванной не моюсь. Пудриться забыла, губы красить разучилась. Только и заботы, что эта проклятая музыка. Людей чураться начала, очки противосолнечные носить приучилась, чтоб клиентам в глаза не глядеть: все мне кажется, что они меня разглядывают.
Тольку своего потихонечку извожу. Знаю, что извожу, а совладать с собой не в силах. Стали мы с ним чужие, ни ласки, ни дружбы. У него свои заботы, мне недоступные, у меня - свои, ему скучные. Раньше все говорили, бывало: то я ему что расскажу, то он мне. А теперь все молчком. И обидно мне от этого, и досадно, и боюсь пуще смерти: разлюблю я его, ох, совсем разлюблю.
Поднимается спозаранку, за скрипку берется: "Ах, ты боль зубная, издохнешь со своей музыкой. Не высыпаешься, не наедаешься, тенью ходячей стал..."
Поднимается поздно: "А, мучитель, я для тебя души не жалею, всю душу в тебя вложила, а ты не ценишь, только карты мне путаешь!"
Играет с утра одно и то же (та-та-та, та-та, та-та-та, та-та), а меня как по нервам: "Что за глупый такой, ни на что не способный?"
Нет, бывали и просветления. Вдруг сошлось у него, заиграл без помех: улыбается, скрипочку взглядом ласкает. "Мама, - говорит мне, - послушай-ка вот это местечко! Одолел я его, в теплый тон перекрасил".
Ну, сажусь я, как подсудимая, руки на коленях складываю, а на сердце одна пустота. "Слышишь, мама, - спрашивает меня Толик, - все зеленым и коричневым светится! Две полоски такие, а между ними - воздух сквозной..."
Где уж мне, думаю про себя и вздыхаю. Я сквозного воздуха сроду не слышала. Играл бы лучше сам по себе да меня понапрасну не трогал. Стал бояться меня Толик, как смертной тоски. Все молчком да молчком, по углам от меня прячется. Скрипку в руки при мне брать не хочет, то ли боится, то ли стесняется. Все равно, мол, ты, мать, ничего не поймешь, стоит ли ради тебя стараться?
