Высокая волна, отпрянув от «Тайфуна», рухнула вниз и в темном провале воды я увидел еще более черную пасть громадного металлического раструба, способного уместить в себе два наших корабля. Только что этот раструб выбрасывал в небо столб огня. Я вспомнил размеры огненной стены. Вдоль ее кольца можно было разместить не менее двух десятков таких раструбов. Скорость выброса раскаленных газов могла достигнуть двух тысяч метров в секунду… Площадь выходного отверстия раструба… Масса газов, выбрасываемых за одну секунду… Метеотрон работал не менее пяти часов… Общая мощность…
Я застонал от ненависти, душившей меня. Мощности этого чудовища хватало на то, чтобы действительно вмешаться в кухню тайфунов.
Раструб издевательски подмигнул черным глазом и скрылся.
Сильный толчок чуть не сбросил меня за борт Мощный гул моторов, тот самый, что был записан еще вчера системой акустоконтроля, не оставил сомнений: работают двигатели плавучего метеотрона. Мы были в его плену, он увлекал нас, мы плыли навстречу новым опасностям. Метеотрон, скрываясь от глаз международной инспекции, уйдет под воду. Мы последуем за ним. С разбитым люком, с зияющими трещинами в бортах…
Когда я спустился в каюту, Генрих глухо замычал и опрокинулся лицом вниз.
— Генрих, вы меня слышите? Генрих!
Он перевернулся на спину и вполне осмысленно посмотрел на меня.
— Зачем вы завязали мне руки?
— Что делали вы этой ночью в химической лаборатории?
— Ничего особенного. Я вспомнил, что надо приготовить побольше консервирующей жидкости.
— Вы говорите почти правду. Консервирующая жидкость… Точнее, две жидкости. Вот эти!
Я показал ему клочок бумаги с формулами. Он боднул подбородком воздух. При желании это могло сойти за жест согласия с моими словами.
— Зачем вы смешали эти два реактива? Вы знаете, как на языке международных инспекций называется то, что вы получили? Бинарное оружие. Два невинных реактива, соединяясь, образуют нервно-паралитический яд. Чрезвычайно удобное, тихое оружие. Так, Генрих?
— Я не хотел ничего дурного.
— Вы могли убить всех нас, Генрих. И себя тоже. Вы не боялись?
— Я знал, что мы все обречены на гибель.
— Вы знали, что приближается плавучий метеотрон?
— Он здесь?
Генрих говорил все медленнее, глаза его закрывались. Он знал, видимо, очень многое, и груз этих тошнотворных знаний убивал его. Трус умирает раньше смерти. Но четыре прочных поплавка ждали записок. Почта ненадежная, но единственно возможная в наших обстоятельствах.
