— Падают, танцуют, — подхватывает Бен. — Падают, танцуют. Папа, а теперь что? Звезды, танцуйте, пока вы горите.
Аннамэй и Джимми подтягивают хором:
— Звездочки! Звездочки! Падают и танцуют. Звезды, танцуйте, пока вы горите! Пока вы горите. Пока вы горите. Пока вы горите.
По всему небу гулкие хлопки, небо цветет искрами. Шипенье. Вверх вздымаются огненные стебли, вьются кольцами, ползут ввысь. Анна — радуясь возможности впервые за весь этот долгий день передохнуть — сидит и смотрит, и ее уже не точит досада за выброшенные на ветер деньги, и на душе у нее славно и тепло оттого, что так красиво, что поют дети и все счастливы. Только Мэйзи не дает ей покоя — сидит угрюмо одна на крыше, к фейерверкам не притрагивается, к празднику никакого отношения иметь не желает.
(А ведь Мэйзи все это ужасно будоражит, цветистые стебли и струи, пение, лица, внезапно освещенные на миг. Вот громадный шар из разноцветных искр медленно выползает из-за кромки обрывистого берега реки.)
— Звездочки! Звездочки! Звезды, танцуйте, пока вы горите!
Крикши достает скрипку, и ее голос разливается по испещренной пятнами лунного света тьме. Элси и Джим, Алекс и миссис Крикши танцуют.
— Падают и танцуют! Звезды, танцуйте, пока вы горите.
Фонарь на локомотиве поезда, петляя, пронизывает тьму, проносится над серебристой рекой, скрывается вдали с пронзительным, тоскливым свистом.
— Звездочки! Звездочки!
Ох, да это ведь все мы, думает Мэйзи, те же самые мы. Внезапно ее цепко стискивает страх: а теперь должно случиться что-нибудь плохое. Опять.
Но на время становится легче. Анна оправилась, хозяйничает, как и прежде, взяла все дела на себя: дом снова приведен в порядок. Анна делает тайком первый страховой взнос; Джим тайком подыскивает для Анны подержанную швейную машинку. В огороде пробивается хлипкая, бледная поросль, постепенно набирает силу, и вот что-то начинает появляться на столе. Анна устраивает теперь вылазки не только за зеленью, но и за ягодами: нашли участок, где растет ежевика.
В один прекрасный день Анна одевает детей во все чистое и ведет их к Храму Знаний. Грязный, приземистый дом, в недавнем прошлом магазин (сгодится для промышленного городка), а на полках и снотворное, и просто чтиво, и волшебство (от которого большая часть детей давно уже отвернулась в гордом негодовании, ибо разве не через посредство книг, не через посредство печатного слова их признали неспособными к учению, бессловесными, бессловесными, бессловесными? Книги сурово объявляют им: то, что в нас заключено, к вам не имеет никакого отношения).
