По улицам движутся странные экипажи: бочка, в которой барахтается седок; автомобили из ящиков для яблок, покачивающиеся на шатких колесах и управляемые палками от метлы; оси, торжественно водруженные между двумя старыми шипами; связанные вместе в несколько рядов молочные бидоны, образующие плот, на котором навзничь лежит мальчишка и, совершая плавательные движения, катится вперед; и роскошнейшее судно, его ведет к легендарной цели то ли в осатанении, то ли обуянный мечтой капитан — ржавая кабина затонувшего форда, неспособная передвигаться вообще.
Наступает долгий светлый вечер и начинается игра в прятки, в догонялки. У фонарных столбов снует орда ребятишек, такая же густая, как рой насекомых, кружащихся у них над головой. На свалке загораются сигнальные костры. А тем временем на ступеньках, на крылечках шепотом передают секреты, поют песни, рассказывают всякую всячину, вдохновенно бахвалятся, и в колдовском полумраке неторопливо, со сладкой и мирной печалью реют мечты, похожие на радужные пузыри.
В июле все приостанавливается, в июле самая пора передохнуть.
Он стоит на пороге и, слабо улыбаясь, говорит:
— Принят, Анна. Подсобный рабочий пищевой промышленности; в горячую пору — разрубщик. Сорок пять центов в час.
— Подсобный рабочий — он и есть подсобный рабочий, — подает голос Крикши, стоящий у него за спиной. — До разрубщика еще далековато.
— Уж этим-то летом тебе не придется растапливать плиту дровами. К нам проведут газ. И чужое барахло не придется стирать. Говорил я тебе, выкрутимся. Наступили хорошие времена, голубка моя, хорошие!
— Пьян работой, — говорит Крикши, и глаза у него улыбаются. — А прибавят всего-то несколько центов в час. Немного же человеку нужно, чтобы стать счастливым.
В этом году четвертого июля фейерверки вспыхивают и на их дворе. К концу дня Джим и Уилл ликуя вваливаются на кухню, и у каждого целая кипа свертков в руках.
— Петарды и фейерверки, ракеты и петарды, — радуется Уилл.
— Джим, не может быть! — говорит Анна и бледнеет. — Алекс же сказал, что он нам принесет… Это все равно, что жечь деньги, к тому же деньги, которых у нас нет. Ты из квартирных взял?
— Голубушка моя, я ведь зарабатываю, верно? День Независимости надо отметить, голубушка моя, так? С треском, с блеском. Вот мы его и отметим!
— Интересно, какую независимость нам-то с тобой отмечать?
— Независимость от собственности, разве не верно? А еще жена у меня такая независимая, что даже не хочет поцеловать своего старика, так?
