Наверное, так оно и было. Т.К. Окуневская была арестована в 1948 году. И Горбатов, который женился второй раз и тоже на актрисе, от какой у него осталось двое детей, много сделал для освобождения первой жены, которая вышла из лагеря в 1954-м, в год смерти своего бывшего мужа.
* * *
Ну, разумеется, занимаясь поэзией в «Литературной газете», мне пришлось сталкиваться с ростовским поэтом Даниилом Марковичем Долинским, родившимся 15 июля 1925 года. Потом я узнал, что после войны (а он на ней воевал) он вместе с Булатом Окуджавой в Тбилиси входил в кружок «Соломенная лампа», названного в честь абажура в квартире тёти Окуджавы, где собирался кружок.
Любые самостийно возникшие кружки вызывали интерес к себе госбезопасности. Булат и Даниил дёшево отделались: Окуджава успел уехать в Москву, а Долинский в Ростов-на-Дону. Многие не успели удрать, и были арестованы.
На следующий день после смерти Окуджавы Даниил Долинский написал:
Как под лампою «соломенной»
Мини-солнышко жило!…
Виснул гром на ветке сломанной -
Добела её прожгло.
Время было не весеннее -
Речь кровили удила,
И на ниточке висели мы,
Прошивающей дела.
Чьи-то строчки… где-то… что-то там
Молодняк да наивняк:
То да сё… Никак не шёпотом
Да и вслух – почти никак.
Пронесло… Прошло… В прогалины
Чист средь тучищ небосклон!
Ты влюблён в улыбки Галины,
Я – в Иринины влюблён.
Сквозь старенье наше сирою
На скамеечке места
Всё нам держат Галя с Ирою
У Мухранского моста,
Где Кура рядится истово
Белогривым скакуном,
Где шуршанье многолистово,
Где рассвет пьянит вином…
Две сестрицы – две красавушки
(где тот дом, и где та дверь?!)
Две плакучих – после ивушки
Незабудки две теперь.
Всё то памятью несломленной
Сохранилось в вихре лет.
Но под лампою «соломенной»
Время выключило свет…
Вот, оказывается, как оно было: Булат и Даниил ухаживали за сёстрами Смольяниновыми. Галина потом стала первой женой Булата.
Ничего этого я, разумеется, не знал. Мне и в голову не приходило спрашивать у Булата о Долинском. Хотя о «Соломенной лампе» я кое-что от него знал.
Мне Даниил Маркович всегда был симпатичен, хотя стихи его нравились не очень. Кажется, он это понимал, потому что никогда не просил меня о рецензии.
У нас был в Ростове общий знакомый Лёня Григорьян, очень хороший поэт. Вот о нём мы с Даниилом Марковичем говорили часто. Долинский был рад, что я ценю Лёню, а я оценивал ещё и благородство Даниила Марковича: радоваться за другого – умение, какое даётся далеко не каждому!
