Будто письма пишу, будто это игра,
Вдруг идёт как по маслу работа.
Будто слог – это взлёт голубей со двора,
А слова – это тень их полёта.
Пальцем такт колотя, всё, что видел вчера,
Я в тетрадке свожу воедино.
И поёт, заливается кончик пера,
Расщепляется клюв соловьиный.
А на стол, на Парнас мой, сквозь ставни жара
Тянет проволоку из щели.
Растерявшись при виде такого добра,
Столбенеет поэт-пустомеля.
На чернил мишуре так желта и сыра
Светового столба круговина,
Что смолкает до времени кончик пера,
Закрывается клюв соловьиный.
А в долине с утра – тополя, хутора,
Перепёлки, поляны, а выше
Ястреба поворачиваются, как флюгера
Над хребта черепичною крышей.
Все зовут, и пора, вырываюсь – ура!
И вот-вот уж им руки раскину,
И в забросе, забвении кончик пера,
В небрежении клюв соловьиный.
