Смерть Сталина. Все версии. И ещё одна | страница 2



Без ответа на эти вопросы нельзя воссоздать полноценную картину первомартовской ночи 1953 года, и об этом повествует часть первая — «Смерть Сталина: заговор или естественная смерть?» Мир после ухода Сталина с политической сцены не стал иным, но уже не смог быть прежним.

Дыма без огня не бывает — это истину мы усвоили со школьной скамьи. Что известно о первомартовской ночи всезнающему правосудию? Чем ещё в декабре 1953 года завершилось полугодовое следствие по делу Берии помимо его признания шпионом и врагом народа, виновным в действиях, направленных на подрыв Советского государства? Предъявляла ли ему Прокуратора СССР обвинение в убийстве или подготовке к убийству «отца народов» и как восприняло это обвинение, если таковое имело место, Специальное Судебное Присутствие Верховного суда СССР? Ответ на эти вопросы во второй части — «По следам первомартовской ночи».

Часть I

Смерть Сталина: заговор или естественная смерть?

Правда — это не то, что было
или чего не было в одну ночь из ночей.
Правда есть то, что останется
в людской памяти навсегда.
Зеев Жаботинский. «Самсон Назорей»

Предисловие

Эта история началась для меня тогда, когда ещё не были опубликованы мемуары Светланы Аллилуевой, из которых черпали вдохновение десятки, если не сотни историков; когда ещё не рискнул предать гласности воспоминания о последней вечере вождя её участник Никита Хрущёв, личность спорная и неоднозначная; когда Авторханов, яростный ненавистник Берии, перешедший в годы войны на сторону Гитлера, ещё не составил план мести и не обвинил своего заклятого врага в заговоре с целью убийства Сталина и когда в массовом сознании, не возбуждённом ветрами перемен, властвовала официальная версия естественной смерти «отца народов».

Шёл 1966 год. Одним он запомнился судом над писателями Синявским и Даниэлем, другим — XXIII съездом КПСС, третьим — ташкентским землетрясением… Для меня — годом поступления в НЭТИ[2]. Через два месяца я стал членом литературного объединения, нашедшего приют в двух редакционных комнатках газеты «Энергия».

Несмотря на то что редактору газеты, кандидату философских наук Глебову, совмещавшему партийную нагрузку с преподаванием на кафедре философии, не было ещё сорока, он казался мне стариком: интеллигентная коротко стриженая бородка клинышком (а ля дедушка Калинин) придавала Владимиру Львовичу строгий и загадочный вид, чему способствовали также пенсне и трость, добавившаяся позднее. Нехитрые аристократические атрибуты, которыми он себя оградил, отпугивали меня, и единственное, на что я решался, — робко здороваться с ним при встрече. Вскоре он оставил редакторскую должность, полностью переключившись на написание докторской диссертации.