Врать Изочка больше не могла, поэтому не стала никуда отпрашиваться, а попросту сбежала. Остановилась у соседней ограды: ой, а вдруг меня своруют?
Но у кого ее воровать? Не у нее же, Изочки, Изочку красть, раз она одна! Успокоилась и понеслась дальше.
Никто не плясал за водокачкой у дороги. Нигде не слышалось птичьего пения дудочки, не видно было смуглых людей в ярких лохмотьях. Рядом с большими воротами не собирал зевак танцующий медведь.
Белобородый игрушечник улыбнулся и кивнул, как старый знакомый. Черно-белый арлекин в его руках приветственно протрещал деревянными ладошками по клавишам лестнички. А тетя Зина с камнем уже не стояла у ворот. Значит, продала подарок хорошего человека…
Конца-края не было урожайному многоцветью. Лавируя в толчее между продавцами, покупателями и менялами, сквозил летний ветер, полный плодово-травяных ароматов. Но не он пробегал холодной дрожью по спине и перехватывал дыхание ошеломленной Изочке: ей казался враждебным базар. Наверное, потому что без Марии… Ощетинился во все стороны рядами подвод и телег, выставил вперед нечистые дощатые лавки, как зубы…
Глаза быстро притомились от избытка красок, устали выискивать среди недружелюбных лиц приметного рыжего мальчика. Страх рос, заполняя душу, вытесняя все мысли. Лицо многоголового, тысячерукого чудовища толпы менялось ежесекундно, в безостановочном крике содрогался пещерный рот, клацая лавочными зубами, готовый вот-вот проглотить девочку с прижатой к груди буханкой хлеба.
Изочка в панике забилась в щель между овощным прилавком и мешком с картошкой, зажмурилась, чтобы не видеть плотоядного рта базара. Сознание вернулось, а с ним и запоздавшее прозрение: она своровала из дома хлеб! Взяла, не спросив. Так же, как кто-то взял ее портфель…
Вот какой народ называют цыганами – людей, берущих еду или вещи без спроса! Выходит, Изочка тоже цыганка и теперь ей суждено бродить по дорогам с этими горластыми черными людьми и вести разгульную жизнь, ведь Мария, конечно, больше не захочет жить с такой дочерью – лгуньей и воровкой!
– Мария! – отчаянно закричала Изочка. – Мариечка, мамочка!
Кто-то больно схватил ее за ухо и вытащил из-за мешка. Ничего не понимая, Изочка сразу замолчала от боли и ужаса.
– Ах ты, мошенница! Где хлеб украла? – нависла над нею краснощекая торговка, тошнотворно дыша в лицо чесноком и еще чем-то таким же противным.
– Житья не стало от этих цыган, – поддержали в толпе. – Сама с вершок, а туда же!
