Позволить себе все это банкир, однако, не мог, как не мог позволить кровать с витрины. Зато он так увлеченно рассказывал, так ярко описывал плюсы модного, набирающего обороты района, что актер в тот же день связался с агентом, а на следующий внес аванс и оформил кредит на пять лет под двадцать процентов.
Следующие полгода банкирское семейство страдало от зуда дрелей и воя болгарок. Пол на этаже то и дело покрывался цементной пылью, которая липла к подметкам и проникала в их тесный коридорчик. Лифт ломался от перегрузок, а похожий на половинку старомодного танка огромный контейнер для осколков кирпича и обломков перегородок ставили так близко к парадной двери, что протиснуться, не перепачкавшись, не удавалось.
В один прекрасный день страдания семейства были вознаграждены. Грохот и вой ремонта сменился шумом новоселья, и банкир с семейством оказались в числе приглашенных. В назначенный час банкир, одетый в розовое, подобающее, как ему казалось, поло и выходные джинсы, с бутылкой итальянского вина в руке, сопровождаемый супругой в блестящем синтетическом платье и дочерью в балахоне, скрывающем сколиоз, вышел из своей двери, чтобы позвонить в соседнюю. Звонить не пришлось – новая дверь благородного цвета тропического дерева была приоткрыта. Не успел банкир со своими дамами пройти внутрь, как из подошедшего лифта вывалился мужчина в шортах и шлепанцах на босу ногу, а следом за ним две девицы, обе достойные самой горячей похвалы. Стуча каблуками и шаркая шлепанцами, один из которых слетел, был нащупан пальцами ноги и надет обратно, троица эта пролезла в распахнутую банкиром дверь. Причем одна из девиц, брюнетка, в которой супруга банкира опознала ведущую утреннего телешоу, так вот, эта девица сказала банкиру «спасибо» и самым прелюбезным образом улыбнулась ему своими отрихтованными губами.
Внутри царили гвалт и веселье. И ароматы слышались волнующие и, кажется, незаконные. На перепланированных просторах, застекленных двойными стеклопакетами в деревянных переплетах, на глади выровненного пола, среди отшлифованных и выкрашенных стен пританцовывали, переступали, заплетались и выделывали совершенно немыслимые выкрутасы многочисленные ноги в новых туфлях и стоптанных ботинках, на двадцатисантиметровых шпильках и на подошвах совершенно плоских. Хозяин и вовсе встречал гостей босиком.
Обняв банкира как родного, приложившись к ручке его супруги, чмокнув в щеку их дочь, артист принял итальянскую бутылочку несколько небрежно, тотчас ее куда-то сунул и проводил новоприбывших к верстаку, заваленному яствами, уставленному винами и посудой. По другую сторону верстака орудовал бойкий молодец в переднике. Он мигом навалил всем троим горы закусок, снабдил банкира порцией односолодового, супругу – бокалом белого, а дочери всучил стаканчик чего-то с пузырьками.
