– Тогда объясни мне. Что же он делал? Он, притаившись, как ты, смотрел на нее?
– Ну, я-то прячусь получше, чем он. Он меня не заметил.
– А как думаешь, она его видела?
– Это вряд ли. Да и не за ней он следил.
– А за кем же?
– За мальчонкой.
Отступив на шаг, Габар сел на ствол поваленного дерева, лежавшего на берегу. Жара уже добралась и сюда, несмотря на поднимавшуюся от реки прохладу. Большим клетчатым платком, сложенным несколько раз, он промокнул лоб.
– Ты правду сказал? Он в самом деле наблюдал за мальчишкой?
– А к чему мне врать-то?
– Он пытался заговорить с ним?
– Нет.
– Не говорил или не пытался?
– Не пытался.
Жандарм тяжело вздохнул. Диалоги с Луи были усеяны подобными ловушками. Всякие тонкости были не по его части. Парень все слова воспринимал буквально. Нельзя было корить его за это, но разговор выходил весьма утомительным.
– То есть он говорил? Говорил он с мальчишкой, так?
– Да.
– И как это было?
– Это было утром. Она была в доме.
Луи все время говорил «она», будто имя Валентина звучало для него слишком резко, слишком болезненно.
– Мальчонка отправился поиграть возле замка.
Местные в давнюю пору называли так развалины крепости, где, как сказывают, жила Агнесса Сорель[13]. Об этом постепенно забыли, ведь развалины представляли собой всего лишь груды щебня в зарослях ежевики. Однако Луи придерживался стародавних названий.
– Ты последовал за ними?
– А то! Понимаете, малец-то вроде как ее частица.
Габар понимал, бедному простофиле взбрело в голову, что, защитив сына Валентины, он удостоится ее признательности, а может, и любви.
– И о чем же они говорили?
– Я стоял слишком далеко и ничего не слышал. Этот ваш парень, Морлак, выбрался из своего укрытия и о чем-то долго говорил. Мальчишка его слушал, но когда тот хотел взять его за руку, маленький дикарь поступил так, как и я бы сделал на его месте, черт побери. Он удрал.
– Потом Морлак делал еще такие попытки?
– Разок. Но когда малец его заметил, то не стал ждать, чтобы Морлак подошел. Сразу дал деру.
– Как думаешь, он рассказал об этом матери?
– Да навряд ли.
– Почему ты так думаешь?
– Ежели бы он что-то ей сказал, она бы перестала отпускать его гулять одного. Мне кажется, что потому он ей ничего и не сказал, ну, чтобы по-прежнему расхаживать где вздумается. Во всяком случае, я бы на его месте так и поступил.
Жандарм покачал головой, потом поднялся на ноги и, подойдя к Луи, дернул его за ухо. Так Наполеон поступал со своими солдатами, Габар знал об этом. Но, в конце концов, отчего бы ему и не подражать лучшим жестам императора?! Луи уже привык к такой фамильярности и воспринимал это правильно: как поощрение и приветствие.
