Луи теребил острогу, на которой все еще болталась форель.
– Слушай, я также знаю, что ты не сделал ничего дурного. Это сильнее тебя, но тем хуже. С тех пор как ты перестал досаждать ей, ты можешь преспокойно подглядывать за ней сквозь ветки, раз это доставляет тебе удовольствие.
Юноша покосился на жандарма. Он не понимал, куда тот клонит.
– Луи, мне нужна твоя помощь. Ты ведь мне кое-чем обязан, не так ли?
Парень затаился, ожидая разъяснений.
– Ты знаешь Морлака, дружка Валентины?
В глазах Луи молнией сверкнула ненависть.
– Он ушел на фронт, – злобно выговорил он.
Говорил он невнятно, глухим голосом.
– Он уходил, но вернулся. И тебе это известно.
Луи отвернулся.
– Если не ошибаюсь, ты каждый божий день ходишь посмотреть на нее.
Юноша молчал.
– Не надо песен. Я уж твои привычки знаю. С утра ты забираешься в лесок повыше ее огорода, чтобы видеть, как она пропалывает грядки. А вечером проходишь позади дома, посматривая, как она идет доить козу. Не возражай. С тех пор как ты стал вести себя тихо, мне не в чем тебя винить.
– Да я только раз до нее дотронулся…
– И здорово ее напугал. Если она обратилась ко мне, хоть и не слишком хорошо относится к людям в полицейской форме, значит натерпелась страху.
– Теперь с этим покончено.
– Я верю тебе, Луи. А пришел я не поэтому.
– Тогда почему?
– Говорю ж тебе, ты должен мне помочь. Расскажи все, что тебе известно.
Луи поскреб грудь здоровенной пятерней, поросшей темными волосками.
– Ты видел здесь Морлака с тех пор, как он вернулся с войны?
Луи не нравился этот разговор. Чувствовалось, что он готов поступить как обычно, когда его что-то не устраивало: обратиться в бегство. Но Габар твердо уставился на упрямого деревенского парня своими маленькими глазками, и тот струхнул.
– Вроде видел.
– Ради бога, не надо песен. Так он приходил – да или нет?
– Да.
– Несколько раз?
– Да.
– Сколько?
– Каждый день.
Жандарм выждал минуту-другую, будто укладывая эти сведения в сейф.
– А ты знаешь, что он сейчас в тюрьме?
Луи вытаращил глаза. По его лицу скользнула злорадная улыбка, но она тотчас сменилась на обычное выражение.
– Нет. А что он сделал?
– Да сглупил на параде Четырнадцатого июля.
– А, так поэтому его тут в последнее время не было?
– Когда ты его здесь видел в последний раз?
– Не могу точно назвать дату, недели три назад, наверно…
– Так и есть. Он зашел накануне парада. А что он делал, когда приходил? Говорил с ней?
– Ай, нет! – воскликнул парень.
Габар чуял, что существовала некая грань, которую Морлак, по счастью, не перешел. Если бы он сделал это, не исключено, что ситуация приняла бы иной оборот, а учитывая необузданность Луи, поворот, пожалуй, драматический.
