Том выиграл этот раунд.
Том протянул руку и коснулся ее ключицы. Он провел своими мозолистыми пальцами по ее коже и тронул жемчужины.
— Поверить не могу, что ты до сих пор его носишь.
Бев замерла, как напуганное дикое животное. Том продолжал гладить ее кожу. Его пальцы были жесткими и шершавыми, пропитанными никотином. Она почувствовала эти прикосновения до кончиков пальцев на ногах, до кончиков уложенных в салоне волос, каждым нервным окончанием.
Прикосновения покойного мужа заставляли ее морщиться от тошноты.
Это.
Это.
Это прикосновение было другим.
— Почему бы мне не носить жемчуг, Том? — спросила она надтреснутым голосом.
Он пожал плечами и откинулся на свой стул.
— Просто удивляюсь. Я думал, что, как только старина Родж отбросит коньки, ты расслабишься. Избавишься от строгого пучка, от высокомерия. Ты так долго была у него под каблуком, что, может быть, слишком поздно.
— Ты именно так поступил, когда умерла Альберта?
— Нет, Альберта... Ну, это другое. Она болела много месяцев. Она как будто и не существовала. Не разговаривала. Я не испытывал к ней неприязни. Просто жалел в конце. Из-за ее страданий.
Бев сосредоточилась на дыхании. Ей не хотелось задыхаться перед этим мужчиной.
— А ты считаешь, что я испытывала неприязнь к своему мужу? Так ты считаешь? Должна добавить, что это не твое дело. И очень невежливо обсуждать такое за столом.
— Хочешь поговорить об этом на веранде?
Том выглядел серьезным, но она знала, что внутри он смеется.
— Я вообще не хочу об этом говорить.
— Потому что твой покойный муж был таким ублюдком? Почти сорок лет обращался с тобой, как с мусором? Я бы хотел об этом поговорить. Я бы взял этот жемчуг и засунул прямо в кучу куриного дерьма. Он тебя не заслуживал. Тебе надо было...
— Хватит! — ее трясло. Она вскочила и опрокинула стул. — Ты. — Глубокий вдох. — Ты.
В глазах заплясали черные точки. Ноги ослабели.
Бев закрыла глаза, а Том обхватил ее руками.
— Бев, дыши размеренно. Не стоит так волноваться из-за ублюдка. Я просто дразнил тебя. — По ее лицу потекли слезы. Объятья Тома оказались на удивление уютными. От него пахло потом и маслом. Его усы щекотали ее висок. — Лучше?
Она открыла глаза.
— Да. Прошу извинить мою бурную реакцию.
— Тебе не за что...
— С твоего позволения, я бы хотела лечь спать.
Том вздохнул:
— Я принесу тебе чистое белье.
Его глаза, голубые как лед, разглядывали в ее лицо. Она, не мигая, смотрела в ответ.
Через пятнадцать минут она переоделась в ночную рубашку.
