Так же сладко, как и другие, спал дон Антонио, священник церкви св. Георгия. Он видел во сне, что его соседка принесла с базара необыкновенно жирного, петуха и стала жарить его на сковородке. Птица была соблазнительная и словно сама просилась в рот. Дон Антонио, почавкав губами, уже готовился было отведать кусочек, как вдруг и птица, и соседка, и сковородка куда-то провалились, и в ушах раздался пронзительный голос:
— Вставайте, дон Антонио! Беда стряслась, беда!
У кровати дона Антонио стоял церковный сторож и изо всех сил тряс своего начальника за плечи.
— Что такое, что такое? — вскрикнул спросонья дон Антонио. — Опять граф Рибас? Бей в набат, беги за Пизарро!
— Да нет, не то совсем! На паперти храма младенец лежит.
— Какой младенец? Зачем младенец?
— Ну, кто-то подкинул святому Георгию младенца. Куда мы его теперь денем?
Дон Антонио окончательно проснулся. Это было действительно большое событие, каких давно не случалось в Трухильо.
— Так и знал, — проговорил дон Антонио. — Проклял нас доминиканец, вот теперь и повалились несчастья!
Наскоро одевшись, дон Антонио поспешил к церкви и действительно увидел на паперти маленькое завернутое в простыню тельце. Ребенок был крепкий, здоровый и громко кричал. Дон Антонио взял его на руки и стал думать, что делать с ним дальше. Ничего не придуман, он наморщил лоб и обратился за советом к сторожу.
— Вот, Педро, какие дела бывают на свете, — жало! — но заговорил он. — Куда же нам его девать?
— Окрестить его надо, дон Антонио, а то, пожалуй, умрет некрещеный, — посоветовал сторож. — Я буду крестным отцом, а крестную мать я сейчас найду.
Минуты через три Педро вернулся с пожилой женщиной, лет сорока пяти. Тетка Кармен бережно взяла ребенка из рук отца Антонио, внесла его в церковь, приподняла над купелью, священник попрыскал на новорожденного водой, посыпал его солью, произнес полагающиеся молитвы, дал ребенку имя Франсиско, и крещение было кончено.
Тут-то и началось самое трудное.
Тетка Кармен передала младенца дону Антонио и направилась к двери. Дон Антонио крепко прижал к груди маленькое тельце и не решался двинуться с места, боясь уронить свою ношу. Бритые губы его кривились и дрожали, как будто он собирался заплакать.
— Куда же ты, Кармен? — крикнул он вслед уходившей женщине. — А я-то как же? Куда я с ним пойду?
— Известно куда, домой пойдете, — отвечала Кармен. — А мне некогда тут с вами возиться, у меня у самой дома десятимесячный ребенок кричит.
