С этими словами Иоганн достал из сумки, прикрепленной к поясу, небольшой кожаный футляр и раскрыл его. В одном отделении сверкнули золотые иглы, лежащие в ряд, в другом — мягко отсвечивали серебряные. Внимательно вглядевшись в зеленовато-серое лицо Ильи, он замурлыкал что-то под нос и, присев на лавку рядом с неподвижным и бездыханным богатырем, нарисовал у него на груди какие-то линии и начал вводить золотые иглы одну за другой довольно глубоко в только ему ведомые точки. Потом велел снять с Ильи сапоги и стал втыкать иглы в ступни, в пальцы ног, мочки ушей, пальцы рук и в шею.
Наконец по телу Ильи пробежала крупная дрожь.
Александра тихо вскрикнула. Рыцарь пробормотал:
— Lutta cavat lapidem — капля камень точит, — и посмотрел на обращенные к нему с надеждой лица.
На смуглых висках Дарьи выступили мелкие капельки пота, она глядела на Иоганна как зачарованная.
С трудом оторвав от нее взгляд, рыцарь негромко сказал:
— Haes hactemius — на этот раз достаточно. — И, вынув золотые иглы, на их место воткнул серебряные.
Дрожь прекратилась так же внезапно, как и началась. Лицо Ильи слегка порозовело, дыхание с каждой секундой углублялось и наконец стало совсем спокойным и ровным. Рыцарь вынул иглы, вымыл их в какой-то жидкости из небольшого флакона и уложил в футляр. Потом он провел сверху вниз по лицу на восточный лад и сказал:
— Ну вот, теперь он спит и вне опасности, а скоро и совсем поправится. А сейчас надо отсюда уйти. Для него главное — покой.
— Устинья! — крикнул сестру Трефилыч, и, оставив ее возле больного, все перешли в другую часть дома.
На некрашеном дощатом столе уже ждали их горшки с молоком, топленным в печи, медом и квасом, миски со сметаной, пареной репой, кашей и вяленой рыбой. Лежали на столе большие караваи еще теплого хлеба. Все уселись на лавки к столу и принялись за еду. Пришли князь Андрей, Митрофан и Афанасий. Не спрашивая разрешения, князь Андрей сел рядом с Александрой и стал ей что-то тихо рассказывать.
Только рыцарь не притрагивался к угощению: его снова одолевала смертельная усталость. Но тут Дарья Пантелеевна, от внимательного, неотрывного взгляда которой не укрылось это, обратилась к нему:
— Господин рыцарь, мы все благодарны тебе за спасение Ильи, моего племянника… Ты его воскресил… воистину…
— В моем лечении, как и в твоем, нет никакого чуда, нет и вмешательства нечистой силы, — усмехнулся Штауфенберг.
— А откуда же, боярин, ты все это уразумел? — тихо спросила Дарья.
