На околице деревни толпятся крестьяне:
— Нам, значит, пропадать?
Маноло молчит. Старый крестьянин подошел к нему, шепчет:
— Дай винтовку! Почему они бегут? Молодые. Молодой жить хочет, все равно как, лишь бы жить. А я все видал, меня хоть к чорту пошли, я не побегу. Дай винтовку!
Маноло молчит: винтовок нет.
Он сидит в пустом доме нотариуса. Хозяин ушел с фашистами. Кресла в чехлах, щеточка, чтобы сметать со стола крошки, на буфете китайский болванчик. Мимо дома едут грузовики, и болванчик насмешливо кивает головой. Маноло развернул карту. Конечно, здесь можно укрепиться… Но побегут, обязательно побегут. Нет самолетов, нет танков, да и бойцов нет — разве это армия? По лицу Маноло катятся большие редкие слезы.
Матео вошел, постоял минуту и вышел. На улице дружинники едят колбасу. Матео говорит:
— Если еще побежим, застрелюсь,
— Какая тебя муха укусила?
— Смеешься, подлец? А Маноло…
Договорить он не может.
Маноло кричит в полевой телефон:
— Давай подкрепления! Коммунистов давай, все равно кого, лишь бы дрались!..
Штаб. Люди спят на полу. В маленькой комнате красивый седой полковник еще работает. Свеча в бутылке. Карта.
— Господин полковник, кофе сварить?
— Почему «господин»? Товарищ.
Лейтенант Ласага говорит:
— Вы отсылаете Маноло в Уманес, а противник собирает кулак возле Навалькарнеро.
— Разумеется.
Ласага недоуменно смотрит на полковника; тот медленно закуривает черную едкую сигару.
— Зачем говорить о военных операциях? Вы сами видите, это не армия, это чернь. Они только и могут, что удирать.
Он закашлялся от дыма.
— Я знал вашего покойного отца. Мы вместе служили в полку Сан-Фернандо. У нас должны быть свои понятия о чести…
Ласага наконец-то понял. Он взволнованно шагает по комнате. Пламя свечи бьется.
Входит Маноло:
— Артиллерию даете?
— Конечно. Противник должен ударить на Уманес. Левый фланг мы можем спокойно оголить…
Маноло жмет руку полковника:
— Ну, спасибо.
Он ушел. Отвернувшись, Ласага бормочет:
— Лучше пусть сразу убьют… Противно!
В Мадриде весело и шумно. По Алкале, как всегда, прогуливаются фаты. Полны кафе. Газеты, много газет.
— Взять Сарагоссу, а потом на Бургос…
— Нет, основной удар по Кордове…
Актеры спорят о репертуаре нового народного театра. В особняке беглого маркиза поэты устраивают образцовую читальню: надо поставить сосуды с водой, чтобы не портились книги. На улицах плакаты: «Не дарите вашим детям оловянных солдатиков — они пробуждают любовь к милитаризму!», «Жить, будучи больным, все равно что не жить — украшайте дома отдыха!» Музееведы осторожно сдувают пыль с картин XVII века, найденных на чердаке богатого мукомола. Эсперантисты созывают «Первый всеиберийский конгресс ревнителей универсального языка». В тенистых парках, радуясь свободе, целуются влюбленные.
