Бернар повторил вслух:
— К чорту!
Старик заботливо прикрыл чугунную дверь.
— А туристам нравилось… Конечно, теперь другое, дело — война. Я так думаю — или мы их, или они нас.
Бернар раздраженно ответил:
— Все так думают. Поэтому сидят в качалках и ждут.
Старик усмехнулся
— Испанцев не знаешь…
Под вечер получили приказ — отвести бойцов назад: в семь часов прилетит авиация: расстояние между Алькасаром и позициями невелико; возможны ошибки.
Бернар спрашивает:
— Почему не уходите?
— Уходи, если тебе страшно. А мы посидим. Разве можно уйти? Они убегут.
— Никуда они не убегут — все пулеметы на месте.
Дружинники не послушались. Они сидели в креслах, под зонтиками, полные тоски и ненависти. Одна бомба убила троих. Никто не двинулся с места. Они ждали чуда: вот-вот, перепуганные самолетами, выбегут из-под земли капитаны, лейтенанты, фельдфебели. Они сидели, как охотничьи псы возле норы зверя, тяжело дыша, боясь шелохнуться.
Ночью Бернар говорит:
— Так ничего не выйдет… Надо атаковать.
— Это зачем? Все равно им крышка. Хочешь итти, иди. А нам не к спеху, мы подождем.
Все смеются.
По деревне метались марокканцы: они тащили петухов, медные ступки, скатерти. Разожгли костер: солдаты жарили козленка. Запахло можжевельником и жилье. Возле колодца, над опрокинутым ведром, голосила старуха: увели ее внучку. Араб с длинными редкими волосами на макушке кружился вокруг костра и вскрикивал: «Кгх… Кгх…»
В доме священника тучный майор ел яичницу. Привели девушку.
— Ружье у нее нашли.
Майор вытер салфеткой рот и лениво спросил:
— Говорить будешь?
Девушка глядела горячими злыми глазами.
— Веди.
Под окном раздался выстрел. Майор поморщился. Он ел теперь виноград, аккуратно выплевывая в руку кожицу. Потом он достал из саквояжа одеколон, помочил виски. День был длинным и утомительным. Попрежнему горланили марокканцы. Майор вытянул замлевшие ноги и стал думать о мирной жизни. Он вспомнил дворик в Кордове: журчание воды, прохладу, глицинии. Он задремал. Разбудил его денщик: приехал немецкий советник.
Немец брезгливо отодвинул тарелку с остатками еды и разложил на столе карту.
— Почему не на Торрихос?
Майор вздрогнул:
— Может, закусите? Ветчина здесь первосортная.
— Я вас спрашиваю — почему вы не повернули на Торрихос? Одна глупость за другой! И потом, что означает этот привал?
Майор поглядел на карту, на жесткие, ежиком стриженные волосы немца и встал:
— Сейчас выступим.
Из Толедо удалось уйти немногим: гарнизон Алькасара ударил в тыл. Легионеры выволокли раненых из лазаретов. Люсиро закололи на пустой белой площади. По дорогам бежали женщины, ночью горели крестьянские дома и африканская конница рубила отстававших.
