Все эти события несомненно отразились на формировании его личности — жизнь ребенка, прикованного к постели, море, красота парка Алупки, ласковая мама. Может быть, его мечтательность возникла и раньше: «…Сначала это пришло во время далекого детства, когда я лежал с книжкой под головой в зеленой тени и стрекозы пели в небесной сини» — писал Вивиан Азарьевич в «Стране Гонгури». Эти ощущения отражены и в стихах:
…Я был искателем чудес
Невероятных и прекрасных…
Для получения высшего образования Вивиан едет в Петербург. Год слушает лекции в Психоневрологическом институте, возглавляемом В. М. Бехтеревым, основоположником русской экспериментальной психологии и знаменитым неврологом. Фрагменты знаний работы мозга и физиологических механизмов сна и гипноза пригодятся впоследствии при написании повести «Открытие Риэля».
Через год, в 1913 году, Вивиан поступает на юридический факультет Петроградского университета.
Студентом Вивиан увлекся литературой и стал писать стихи. Даже написал повесть «Открытие Риэля», которую читал на заседаниях студенческого литературного кружка в 1915–1916 годах. Повесть студентам нравилась, Вивиан подготовил ее для печати.
В 1917 году Лариса Рейснер — дочь Михаила Андреевича Рейснера (правовед проф. М. А. Рейснер читал лекции как в Психоневрологическом институте, так и в Петроградском университете; семью Рейснеров прекрасно описал Вадим Леонидович Андреев в книге «Детство» (М., 1966), впоследствии известная писательница, отнесла рукопись в редакцию журнала «Летопись», который редактировал А. М. Горький. Алексей Максимович повесть одобрил, принял в печать и пожелал встретиться с автором. Подробнее эти события отражены в статье отца «Две встречи с Максимом Горьким» (Сиб. огни, 1932,11–12; Литературное наследство Сибири, 1969, т. 10; сб. «Страна Гонгури», Новосибирск, 1983). Однако время было такое, что «Летопись» закрыли, а рукопись пропала.
Вивиан, как и М. А. Рейснер, стали сотрудниками наркомата юстиции и вместе с правительством в 1918 году переехали в Москву. В архиве Л. М. Рейснер сохранилось письмо Вивиана, написанное 16 апреля 1918 года из Москвы и живо передающее умонастроение автора в то время.
«Милая Лери!
Я не помню, когда мы виделись в последний раз. У Вас были очень далекие глаза и почему-то печальные, и это казалось мне странным, так как юноши не верят Шопенгауэру, что счастья не бывает. Сегодня Екатерина Александровна[7]сказала мне, что Вы больны, опасно больны, и волны ее беспокойства передались мне и не утихают, как волны неаполитанской баркароллы в моем сознании и в Вашем. Екатерина Александровна сама такая бледная, такая озабоченная сновидениями жизни или тем, что они по необходимости преходящи, что стала совсем пассивной и утомленной, словно мир навсегда замкнулся красным раздражающим коридором грязноватого отеля. Я спокоен, моя воля пламенеет более чем когда-либо, потому что я мало думаю о настоящей жизни, но я не знаю, как мне передать мое настроение. Будем выше… Ах, еще выше!
