Бронев вспоминал полеты в Средней Азии. Он служил там, вместе с Нестягиным, на аэролиниях Добролета. Перебивая друг друга, авиаторы рассказывали о путях над Афганистаном, о холоде снежных хребтов и о шестидесятиградусном зное в долинах. Воздух кипел, взлетая и падая, незримые «воздушные ямы» наполняли атмосферу…
Громадные смолистые пни нагорали углями, от огня становилось сухо и знойно, Бочаров предложил реванш в шахматы. Партия была испанская.
Узлов перелистывал свою записную книжку. Она была наполнена перепиской с пилотом, подкрепленной ругательствами, сравнениями качеств мотора с различными качествами Лидочки, торопливой записью громких признаний крестьян о сказочной птице, влетевшей в неподвижную их жизнь… Он задремал, свернувшись под овчиной.
Ночь — костер — громадные крылья — аэроплан или — может быть — археоптерикс.
Узлову снились синие сопки, Туркестан и воздух.
Вдруг лопнула свеча, ровный гул мотора перешел в ружейную пальбу. Узлов проснулся, сел: в розовом рассвете через поляну бежали босые, простоволосые старухи, били в сковороды.
— Ведьмы! — сказал Нестягин.
— Это хорошо, — решил Бронев: — поблизости есть сумашедший дом, значит город не далеко.
— Ну, местечки, местечки!.. — закрякал Бочаров, ежась: — дуют нагишом в такой холод!
— А ничего, небушко летнее, — прищурился Бронев. — Ну, давайте выбираться из этой мышеловки: кто кого.
Мотор разодрал тишину, как занавеску. Нестягин спрыгнул, законфузился, сказал, что надо переменить пружину клапана. Бронев выключил. Тогда с опушки полетел крик: «Стяпан! Стяпан! Стяпан!».
Неспешно подошли два охотника, в полушубках, в шапках, в броднях, сказали, скидывая берданы: «Здравствуйте-ка» и «откель». В их лицах не было ни удивления, ни тревоги, они казались одинаковыми, как европейцам кажутся одинаковыми негры, только у одного борода была темная, а у другого, у Степана, с проседью. За темным на веревке, как собачонка, вышагивал медвежонок.
— Продай! — сказал Бронев.
— Купи.
— Два червонца!
Охотник чуть не перекрестился: вот послал Господь дурака, — медведя не видал.
— Это подарок Ермошке, — объявил Бронев.
— Ты что, опупел! — напустился Авиахим. — Куда мы его денем?
— Вам что же, тесно вдвоем? — помрачнел пилот.
— Дак с ним же медвежья болезнь, он…
— Ну, тогда сам садись за рули!
— Он у миня смирнай, Миша, — сказал охотник, испугавшись, что сделка разладится.
Бронев отдал деньги, потащил медвежонка к юнкерсу. Темный ушел помогать.
— Ну местечки, местечки! — вздохнул Бочаров. Он спросил Степана насчет «ведьм».
