…Грозный Зингер казался мне – вчерашнему студенту – глубоким стариком. Ему было тридцать девять. Сейчас мне на год больше. Боюсь, нынешним двадцатичетырехлетним я кажусь таким же угрюмым танком, каким чудился мне комполка. Впрочем, у того, что ни день, находились поводы для шевеления усами и отработки тяжелого взгляда.
…Дисциплина в части не хромала на обе ноги только из-за отсутствия ног. За пять лет существования оперативный полк не воевал двести сорок один день. То есть по бумагам полк как бы не воевал. Но от половины до двух третей личного состава постоянно находилось на том или ином выезде. В самом полку оставались только бойцы последнего призыва. Они заступали в наряды через сутки и ждали отправки на боевые. Дембелей предпочитали увольнять прямо из «района» – чтобы в часть они возвращались только за документами и не успевали бузить.
С офицерами было сложнее. После штурма Грозного во всех батальонах образовались дыры. На бумаге уже к февралю тысяча девятьсот девяносто пятого штаты залатали спешно призванными «пиджаками» – вчерашними студентами военных кафедр.
В июле появились и свежеиспеченные «летехи» из училищ. В реальности прорехи остались.
Одни офицеры, числясь в штате, залечивали раны. Другие решили проститься со службой, ставшей вдруг чересчур военной. Эти, оставаясь в списках, в части не появлялись, хлопоча об отставке или переводе. Реальный некомплект взводных и ротных (даже если считать «пиджаков» полноценными командирами) достигал трети. Это добавляло тягот армейской службе полковника Петра Зингера.
…Заглянув в дежурку за полночь, Петр Петрович выпивал кружку сладкого и крепкого чая. Минут двадцать молча слушал наши импровизации. Поправлял усы:
– Только службу тут не забывайте, оркестранты…
И уходил спать.
…Общага, в которой две комнаты на пятом этаже занимал командир полка с семьей, стояла прямо за забором части и окнами смотрела точнехонько на полковой плац. На нем ежедневно перед отбоем пятнадцать рот и батарей проводили положенную по уставу прогулку. То есть по двадцать минут маршировали с песнями.
У каждой роты песня своя. Время совпадает. Плац один на всех. Что это значит? Это значит – ежевечерне у тебя под окнами топочут сапожищами четыреста – пятьсот человек (примерно по взводу от каждой роты – остальные перманентно на выезде или в наряде). Топочут и горланят разом пятнадцать припевов. Причем стараясь перекричать и перетопать друг друга.
Зато при отсутствии какой-либо песни в полковой полифонии комполка знал, кто из офицеров не вывел роту на прогулку. И делал выводы.
