ВОПРОС.
Почему название «Зависть» появилось где–то около первого подхода Пушкина к теме Моцарта и Сальери?
ОТВЕЧАЕТ ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКИЙ Д. Н. (Нач. 1900 гг.).
Пушкин хотел показать всю зловещую силу этой злой страсти и взял тот случай, когда она кончается преступлением. Противопоставлением свободы от страстей вообще, от социальных в особенности, которую мы видим в пушкинском Моцарте, является чувство, с которым мы имеем дело в Сальери. Чувство это принадлежит к числу «социальных в тесном смысле». Все чувства, как все вообще явления и функции человеческой психики, социальны, потому что человек искони — животное социальное. В обширном смысле социальны и такие чувства, как, например, половое. Но мы различаем особую группу «чувств социальных в тесном смысле», куда относятся, например, властолюбие, честолюбие, чувство патриотизма, альтруизма и мн. др.
МОЙ КОММЕНТАРИЙ.
Овсянико — Куликовский, наверно, не отказался б включить в «мн. др.» и коллективизм. Уж что, как не он, есть «чувство социальное в тесном смысле». Вот к нему–то, по более глубоком размышлении, Пушкин и пришел, желая в Сальери противопоставить нечто равнозначное по масштабу моцартовской свободной асоциальности. И тут более значимо не то, как где–то в начале Пушкин думал назвать свою вещь, а то, что от названия «Зависть» он отказался.
Но что ингуманистические крайности Сальери именно социальны (в чем бы они не конкретизировались: в честолюбии или в коллективизме) — это точно вывел Овсянико — Куликовский.
*
Похожим образом, — но с еще большим уклоном в социологию, — на вопрос «почему первое название трагедии было — «Зависть»?» -
ОТВЕЧАЕТ А. БЕЛЫЙ (1980‑е гг.).
В первой сцене без труда угадываются такие важные для Франции музыкальные события, как оперная реформа Глюка и война «глюкистов» и «пиччинистов». Эта выводимая прямо из текста пьесы осведомленность Пушкина в музыкальной жизни Франции позволяет предположить, что за знаменитой фразой Сальери «Поверил я алгеброй гармонию» стоит еще одно имя, сыгравшее заметную роль в полемике тех лет, — Рамо. Рамо рассматривал музыку как науку (ср. «в науке искушенный») и заложил теоретические основы современной теории гармонии. Однако музыка его была слишком необычной и рационалистичной, а теория отпугивала перегруженностью математикой. Фраза Сальери об алгебре и гармонии очень точно отвечает теории Рамо. Ведущее значение в музыке он придавал именно гармонии («тайны которой раскрыты лишь посвященным») в противовес мелодии, для которой почти невозможно дать определенного правила. Рассуждения о мелодии Рамо заключает фразой, проясняющей в какой–то мере музыкальные «мучения» Сальери: «Итак, мы оставим счастливым гениям удовольствие отличаться в этом роде (т. е. в мелодии), от чего зависит почти вся сила чувства».
