Наше всё! | страница 52



Публичная персона всегда должна сохранять рассудок холодным. Я в тот период очень трезво все анализировал. Пришел к выводу, что нельзя быть хорошим для всех, особенно если ты постоянно наверху, а твое имя многие олицетворяют с легендарным «Спартаком». Ненависть одной части народных масс столь же неизбежна, как любовь — другой. Я решил для себя, что мое дело — терпеть и продолжать побеждать. Победа — это очень эффективный кляп, которым всегда можно заткнуть рот недоброжелателям.

Не секрет, что журналистский мир поделен на три условных лагеря. Есть объективные служители пера — их единицы. Есть проспартаковские — и их немало. И есть те, чье призвание — танцевать на «могилах» поверженных чемпионов. Таких большинство. Но среди этого большинства есть группа особо желчных и грязных стервятников. В 1990‑х они прятались в подполье, совершая диверсии лишь эпизодически, но как только «Спартак» стал сдавать золотые позиции, эти гады повылезали из своих щелей и начали нас клеймить. Романцева уничтожали. Лидеров унижали. Про Червиченко и говорить нечего — его откровенно линчевали. Все это сказывалось на наших отношениях с болельщиками, количество которых на стадионе заметно уменьшилось.

Вот в той ситуации сохранять рассудок было катастрофически сложно. Мне, например, было гораздо легче в 2001‑м, когда мне досталось одному. А тут внутри все протестовало. Повсюду виделись заговоры против нас. Многие нападки были совершенно дикими и несправедливыми. Обидно было за Олега Иваныча, за ребят, да порой и за себя тоже. У нас ведь есть родные и близкие. Для них это удар под дых. Выйдет какая–то мерзость в газете–с ними чуть ли не паника. Костерят на чем свет стоит автора статьи, кидаются тебя утешать, и вот такая реакция уже задевает по–настоящему. Не раз и не два в такие мгновения у меня возникало жгучее желание найти очернителя и набить ему морду. Вообще–то память у меня хорошая, но проходит два–три дня, и фамилии тех, кому собирался бить морду, вылетают у меня из головы. И все же некоторые «журналисты» умудрились напакостить так, что я не охладел к их «творчеству» и спустя годы.

Один корреспондент понаписал жуткую ересь и в довершение назвал меня «мумией». Я тогда просто взбесился. Прежде никогда статей такого автора не читал (и после, кстати, тоже). Я даже намеренно заучил его фамилию: Скворцов. Построил ассоциативный ряд: Витя Гусев. Вася Уткин, а этот — некий Скворцов. Хотя Скворцову в столь почетном ряду, разумеется, не место. Как удалось выяснить, на матчи Скворцов не ходит, интервью не берет, то есть пересечься нам с ним негде. Так и держу на него зуб до сих пор. Иногда даже думаю, что будет, если вдруг мне кто–то скажет: да вот же этот Скворцов. Я просто отведу его в сторону и пообщаюсь с ним. По–мужски.