Тетка жадно расспрашивала про детей и жену, сокрушалась, что нет фотографий. Мог бы, конечно, подумать заранее. Она тихо огорчилась, услышав про номер в отеле, но, кажется, и обрадовалась. Наверное, не знала, как следует кормить и занимать иностранного племянника.
Отель заказал в том же районе, — высокие нескладные строения, оставшиеся от когда–то проходившей в Москве олимпиады. Но номера были относительно дешевы, метро рядом, и прямо за окнами виднелся огромный парк, похожий на лес…
Было прекрасно и странно поселиться с ней в одной комнате, с утра гуляли в парке, бродили по еле заметным дорожкам, разглядывали старую церковь. Возвращались продрогшие, раздевались и вешали одежду в шкаф, как старые супруги. Потом долго лежали, обнявшись. Он все целовал ее, бесконечно целовал, все никак не мог оторваться от этого тепла и нежности. Потом все–таки выбирались в город, обедали в каком–нибудь ресторанчике, долго сидели за остывающим кофе. Хотелось рассказать ей всю жизнь, про университет, женитьбу, ссоры с родителями. Она слушала очень внимательно, держа его руку обеими ладонями, голова кружилась от этой тихой ласки, и непонятно было, куда и зачем спешить и возвращаться.
Они уже сто раз все обсудили, — не было никакого выхода, по крайней мере, на ближайшие годы, пока не подрастут дети. И все равно он не выживет в России, не вынесет этого двойного предательства.
Она все понимала, она удивительно все понимала. И он понимал, что ей никак не выбраться в Израиль, — страшно везти сына, рожденного от мусульманина, невозможно бросить мать и бабушку…
* * *
Он встречал меня на вокзале. Красивый, не по погоде одетый иностранец с розой в опущенной руке. Почему–то не хотелось спешить.
— Яшенька, — позвала я шепотом, — Яшенька, родненький, ты настоящий?
Да, он был настоящим. Настоящие теплые смеющиеся глаза, настоящая чудесно колючая щека на моей щеке, настоящая рука, крепко сжавшая мою ладонь.
Твои руки черны от загару
Твои ногти светлее стекла…
И тетя оказалась настоящей, — маленькая старушка в джинсах и длинном толстом свитере. Вот бы рассказать боссу, пусть не издевается!
Каждый вечер мы ходим к ней в гости, в старую пятиэтажку на окраине Москвы. Едем остановку на метро, потом долго идем пешком по серому бульвару, — не хочется залезать в скрипучий троллейбус. По дороге выбираем подарки — огромные желтые груши, французский сыр с зелеными разводами, пирожные в плетеной корзинке.
Тетя радостно всплескивает руками, подает на стол чудесные тонкие чашки, серебряные ложки, настоящие крахмальные салфетки с ручной вышивкой. Она ничего не спрашивает, только постоянно шутит, вспоминает семейные истории и детские проделки «ненаглядного Яшеньки».
