Родители собрали огромный материал, представили к защите две блестящие диссертации, но… Все надежды на развитие волновой терапии и легкое исцеление больных оказались напрасными. Потому что все попытки воздействия на дефектные волны пациента, хотя это было не очень сложно технически, вели к тяжелому поражению и даже смерти врача. Биотерапию официально запретили, все опыты были преостановлены и лаборатории закрыты. Я, как и многие студенты, пыталась пробовать на себе, быстро освоила коррекцию мелких дефектов, например, насморка, но схватила тяжелую пневмонию и получила строгое предупреждение от декана. Странно думать, что с тех пор прошло почти пятнадцать лет.
Телефон в третий раз за утро мучает отрывок из Пер Гюнта. Конечно, хватит дискутировать с пустотой. Так и на работу опоздаешь.
Я арендую совсем маленький домик с видом на небо, холмы и бедуинскую мечеть. Рано утром раздается крик муэдзина, ему откликаются мелкие, но очень звонкие птицы, потом начинается настоящий та–ра–рам — перекличка открываемых автомобилей, плач и гомон детей, молитвы, бодрая музыка из программы новостей. Но мне нравится этот микрорайон, он совсем новенький, нарядный и белый. У меня всего три комнаты — внизу небольшая гостиная и кухня, наверху — открытая галлерея и две спальни. Хозяева здесь совсем не жили, я въехала в только что построенный дом и уже год с удовольствием его обживаю. Окна гостиной выходят в крошечный сад, полный роз. Здесь все растет стремительно, за один год приглашенный садовник ухитрился создать чудный садик размером в 50 метров, и даже устроил миниатюрный водоем из камней и ракушек. В водоеме сидит толстая глиняная лягушка с голубыми глазами, мое последнее приобретение. Но особенно я люблю верхние комнаты, даже если заходят случайные гости или соседи, они сюда не поднимаются, поэтому можно немного отдохнуть от роли, побегать босиком, сделать мостик или хотя бы попрыгать на одной ножке. Окна одной спальни я закрыла нарядной тяжелой шторой — вот и вся маскировка. А вторую превратила в художественную мастерскую. Да, в художественную мастерскую! И никто не может помешать или посмеяться. В одном углу — чудная старинная швейная машинка, привезенная из Германии, в другом — мольберты, холсты и краски, а на столике у окна вышивание! Да, да, самые настоящие нитки в разноцветных ярких клубочках и иголки с толстыми ушками! Вот уже второй месяц я вышиваю голубой коврик с лилиями. И при этом слушаю концерт для клавесина с оркестром. Почему–то Вивальди у меня всегда ассоциируется с вышиванием, а Бах с рисунками маслом. Правда, я совсем не умею рисовать. То есть не умею придумывать сюжеты и собственные цветовые решения. Я просто копирую. Открываю на экране, например Матисса, его вечные цветы, и старательно выписываю тонкой кисточкой на своем холсте. Получается почти живая картинка! Уже три висят на стене в гостиной, в красивых рамках из настоящего дерева. Можно даже подумать, что они куплены в дорогом магазине. Конечно, все это очень глупо и смешно. Но ведь ни Кайл, ни родители, ни мои коллеги по университету не могут увидеть.
