– Боже милостивый, но это же ужасно! Скажите, а Гордона вы не видели?
– Он снаружи. Предлагал сыграть партию, но мне пришлось отказаться. Дело в том, что сегодня возвращается моя жена, и мне надо домой, подготовиться к ее приезду – проверить, не навеселе ли слуги. Так что, если вы не против партии, Гордон – тот, кто вам нужен.
– Благодарю, пожалуй, именно этого я и хотел. Алло, Гордон, вы выходите? Я только зайду за клюшками и присоединюсь к вам.
Лишь когда они вдвоем уже шагали по фервею к первой метке, Ривз поделился своей печалью:
– Полагаю, вы уже слышали про Давенанта?
– Да, весьма неделикатно с его стороны во всем сознаться, как раз когда вы уже готовились надеть наручники на другого. К счастью для вас, вы еще не успели рассказать об этом Мерриэтту.
– Вообще-то успел.
– Вот как?
– Да, я как раз говорил с ним из кабинета управляющего с помощью этой адской машинки. Я уже рассказал ему всю историю так, как мы сложили ее…
– Будем считать, что это «мы» я не заметил.
– И объяснил ему, что он должен во всем сознаться. Но у него не было никакого шанса сказать хоть что-нибудь в трубку, а потом я узнал, что он сломя голову понесся в Лондон.
– Понесся! А, так вот почему он совершил рывок к станции со скоростью миль шестьдесят в час! Боже милостивый, Ривз, что вы натворили? По-моему, вы, пользуясь одной только логикой, убедили Мерриэтта, что он убийца, тогда как на самом деле он невиновен.
– Не может быть! Так он что, и вправду сбежал?
– Похоже на то – разве нет? Совсем как в старой байке про человека, который разослал телеграмму со словами: «Все открылось, немедленно бегите». У бедняги Мерриэтта, наверное, совесть нечиста? Думаю, обойдется это в сумму, незаконно позаимствованную из приходских сборов за две недели со всего Пастон-Отвила. Кажется, это мой мяч.
– Я предпочел бы, чтобы вы отнеслись к происходящему серьезно.
– Я стараюсь изо всех сил; это было чудовищно.
– Да я не про игру, тупица вы этакий, – я про стремительное бегство Мерриэтта. Что же случилось, если он действительно пытается скрыться? Чем мне удалось его пронять? И вообще, что все это значит?
– Что все это значит, не имею ни малейшего понятия. Но если хотите мое мнение, я не верю, что Мерриэтт уехал навсегда. Он ведь не взял с собой клюшки.
– Думаете, к вечеру вернется?
– Почти наверняка.
– Но послушайте, что, черт побери, мне тогда сказать ему?
– О, предоставьте это мне. Я сумею охладить его пыл. Говорил же я вам вчера, что есть пара деталей, по поводу которых я хотел бы выслушать объяснение Мерриэтта, а вы мне не позволили. На этот раз я намерен поступить по-своему.
