Лабух | страница 46
«Простите, Максим Аркадьевич, не узнал… Ли — Ли бегает где–то, позже позвоните».
«А с вами я могу поговорить?»
«Мы разговариваем».
«Не по телефону. Могли бы мы встретиться?»
Разговоры с мужиками философского склада в вечерние планы мои никак не входили, тем более после такого дня.
«Ну, не знаю… Может, завтра?»
«Завтра поздно будет».
«Почему поздно?.. — Он молчал, и я вдруг испугался. — С Ли — Ли что–нибудь?»
«Нет, — ответил он через паузу, — не с Ли — Ли… А, впрочем, и с Ли — Ли тоже… Здесь общее…»
Общего нужно было ожидать — раньше или позже… На его месте я давно бы с общим разобрался. Без философии. Тогда что ж, пускай и сегодня, все одно к одному…
«Приходите. Я дома, никуда не собираюсь».
«И я не собираюсь… Лучше бы вы…»
Смахивало на то, что с общим решили разобраться семейно. Я не стал скрывать, что такие разборки мне не к чему.
«А жена?..»
«Я один».
Ну, если один…
«Водку брать?»
«Я не пью. Разве Ли — Ли вам не говорила?..»
Ли — Ли говорила мне, что ты не пьешь?.. Да она о тебе, папаша, и не заикнулась ни разу!
Доктора философии в последнее время у нас не в особом почете, поэтому расселяются в микрорайонах, поближе к пролетариату, которому по–прежнему только почет, — и ничего больше. Философы, насколько я помнил из того, чему всю жизнь учили, о пролетариате только и думали, пролетарскую революцию с ним устроили, так что все справедливо.
Постояв чуток на лестничной площадке и подсобравшись с духом, я позвонил. Максим Аркадьевич открыл двери обычной хрущевки в панельном доме — и я увидел за его спиной страшилище: черного–черного, огромного, в длину казавшегося не меньше Ли — Ли, дога. Отец Ли — Ли и сам был не из низкорослых, поэтому первое, о чем я подумал: как они все такие здесь умещаются?.. Дог не проявлял агрессии, не подавал голос и не щерился, но столь нерадостно смотрел глаза в глаза, что порог переступить я поостерегся.
— Вы говорили, что один…
— Максим! — бросил через плечо Максим Аркадьевич, и дог задом, в пенале прихожей не хватало ему места развернуться, отодвинулся налево в коридорчик. — Проходите, он лишь однажды человека угрыз.
Стало быть, не исключалось, что может угрызть и во второй раз… То, что дога, как и хозяина, звали Максимом, опасности не снимало.
В семь лет меня искусала бешеная собака, от страха до заикания дошло, которое ведьма Коренчиха зашептала, так что отношения с четвероногими друзьями у меня натянутые — и собаки нутром своим собачьим это чувствовали. Дартаньян неспроста меня в кровати с бывшей актрисой едва не изорвал.