Лучшие стихи | страница 45

Кружилось небо —

                          снежное,

                                     рябое.

Был ветер

обжигающе горяч.

Былинный плач

                      висел над полем боя,

он был слышней разрывов —

этот плач!

Ему —

         протяжному —

                             земля внимала,

остановясь на смертном рубеже.

– Ой, мамочка!..

– Ой, страшно мне!..

– Ой, мама!.. —

И снова:

– Батарея-а-а!..

…И уже

пред ними,

               посреди земного шара,

левее безымянного бугра

горели

неправдоподобно жарко

четыре черных

                    танковых костра.

Раскатывалось эхо над полями,

бой

     медленною кровью истекал…

Зенитчицы кричали

и стреляли,

размазывая слезы по щекам,

и падали.

И поднимались снова.

Впервые защищая наяву

и честь свою

(в буквальном смысле слова!).

И Родину.

И маму.

И Москву.

Весенние пружинящие ветки.

Торжественность

                       венчального стола.

Неслышанное:

«Ты моя – навеки!..»

Несказанное:

«Я тебя ждала…»

И губы мужа.

И его ладони.

Смешное бормотание

                             во сне.

И то, чтоб закричать

в родильном

доме:

– Ой, мамочка!

Ой, мама, страшно мне! —

И ласточку.

И дождик над Арбатом.

И ощущенье

                 полной тишины…

Пришло к ним это после.

В сорок пятом.

Конечно, к тем,

кто сам пришел

с войны.

Утром

        ярким, как лубок.

Страшным.

Долгим.

Ратным.

Был разбит

               стрелковый полк.

Наш.

В бою неравном.

Сколько полегло парней

в том бою —

не знаю.

Засыхало —

                без корней —

полковое знамя.

Облака

          печально шли

над затихшей битвой.

И тогда

с родной земли

встал

       солдат убитый.

Помолчал.

Погоревал.

И —

      назло ожогам —

грудь свою

забинтовал

он

   багровым шелком.

И подался на восток,

отчим домом

                  бредя.

По земле

            большой,

                        как вздох.

Медленной,

               как время.

Полз

пустым березняком.

Шел

лесным овражком.

Он себя

           считал полком

в окруженье вражьем!

Из него он

               выходил

грозно и устало.

Сам себе

            и командир,

и начальник штаба.

Ждал он

часа своего,

мстил

        врагу

               кроваво.

Спал он в поле,

и его

знамя

        согревало…

Шли дожди.

Кружилась мгла.

Задыхалась буря.

Парня

        пуля

              не брала —

сплющивалась

пуля!

Ну, а ежели

               брала

в бешенстве напрасном —

незаметной

               кровь была,

красная

на красном…

Шел он долго,

                   нелегко.

Шел

      по пояс в росах,

опираясь на древко,

как на вещий

посох.

Их напрасно весь день искали.