– Наверно, мама ошиблась насчет своего ухода, – подумал он. Отправился в сад.
Ровно в полдень, с последним ударом часов раздался истошный крик Рахили:
– Ма-а-а-а-ма!
На этот крик сбежались все домочадцы. Рахиль стояла у раскрытой двери, держалась за живот и голосила:
– Почему? Почему? Почему? Почему это досталось мне?
– Потому что сегодня твой день, – сказала Робин с издевкой. – Ты сама выбрала эту участь, сестричка.
– Какая же ты жестокая, Робин, – процедила сквозь зубы Рахиль.
– Ты не лучше, – парировала та.
Она отодвинула сестру от двери, вошла в комнату. Посмотрела на улыбающееся лицо матери, сказала:
– Спасибо тебе за все, – вытащила из шкафа сундучок с драгоценностями, прошла мимо плачущей сестры в свою комнату.
Вернувшийся домой, Риф стремглав помчался наверх. Замер на пороге. Ему не хотелось верить, что мамы больше нет. Он с большим трудом сделал несколько шагов, опустился на колени, сжал холодную руку матери, и заплакал. Он поднялся с колен лишь тогда, когда в комнату вошел отец. Они обнялись.
– Оставь нас, – попросил старик, подтолкнув Рифа к двери.
Закрылся и вышел через час еще более сгорбленным и старым.
– Нужно что-то сделать, – сказал он, ни к кому не обращаясь. – Что-то, что делают в таких случаях.
– Отец, никто из нас не знает, что делают в таких случаях, – простонала Рахиль. Она сидела на полу и раскачивалась из стороны в сторону. – Для нас это – шок. Это…
– Нужно отнести маму вниз, – сказал Роберт.
Он сделал глубокий вдох, перешагнул порог, посмотрел на мать. Она лежала в той же позе и улыбалась. Только румянец исчез со щек.
– Надеюсь, тебе хорошо, – проговорил Роберт, погладив ее по голове. – Спи спокойно, дорогая, пусть ангелы, которых ты видела, оберегают тебя.
– Пусть, – раздался рядом тихий голос.
Роберт обернулся. Никого. Только штора покачивается от ветра, да в открытое окно заглядывает смешная птичка с оранжевым хохолком на макушке и что-то щебечет.
– Все будет хорошо, – прошептал Роберт, склоняясь над кроватью.
Происходящее было похоже на сон. Роберт медленно выпрямился, взял на руки холодное тело матери, понес его вниз…
Дом наполнился людьми и звуками. Роберт ничего не понимал, не воспринимал. Он механически делал то, что ему говорили. Зачем нужно это делать? Так принято…
Роберт начал воспринимать реальность только после похорон. Он сидел в гостиной, смотрел на старинные часы и думал о том, что еще один отрезок жизни завершен. Отрезан. Ему, Роберту, нужно что-то делать. Но он не знает, что.
