Она подняла взгляд к серому небу, и дождевые капли упали ей на очки. Ну и пусть. Она не хотела видеть, как ее сестру опускают в землю навечно. Это было ужасно, безвозвратно, отчаянно тяжело. И особенно потому, что Кэти сама привела себя к могиле, покончив с собой. Но до какой же степени надо отчаяться, потерять всякую надежду, чтобы решиться на такой шаг? И о чем сестра думала в последний момент?.. Этого ей, Брайони, знать не дано. Но она знала, кто в этом виноват, кто, сам того не ведая, безусловно подтолкнул своими действиями Кэти к самоубийству. Если бы не он, отнявший у них все, что они любили, чем дорожили, Кэти была бы жива. Это он убил ее сестру… Он, Кристофер Джермейн… Мысленным взором она видела его даже сейчас. Высокого, красивого, богатого… И внешне такого привлекательного. Ублюдок!.. Как же она ненавидит его!
Дождь почти совсем прекратился. Священник захлопнул Библию и поднял голову. Все были печально-молчаливы и сосредоточенны. Все думали о Кэти. Кроме Брин. Она размышляла сейчас только о том, как заставить Кристофера Джермейна страдать. Страдать, как ее отец сейчас. Страдать, как, должно быть, страдала Кэти в эти ужасные последние часы.
Брин не знала еще, как поставит его на колени. Она знала только, что должна это сделать.
Или умереть…
Кристофер поднял взгляд от стола, когда Майкл Форестер плюхнулся в стоящее прямо перед ним кресло.
— Ты получил газеты?
Майкл без слов протянул их ему. Кристофер откинулся в кресле, чтобы не спеша просмотреть газеты, оставив Майкла томиться в нетерпении. За работой Кристофер позволял себе отклонения от того безукоризненного облика, в котором обычно представал миру. Его темно-серый пиджак висел на спинке стула, галстук исчез, а две верхние пуговицы простой белой рубашки были расстегнуты, показывая загорелую мускулистую грудь.
— Ну что ж, все не так плохо, как я ожидал, хотя и не так хорошо, как хотелось бы, — сказал он, перелистав газеты. — Но неужели нельзя было вовсе избежать огласки?
— Ну… — беспомощно развел руками Майкл. — Мы сделали все, что могли…
Кристофер улыбнулся. Форестер выглядел довольно жалко сейчас, и поделом. Всей этой дурацкой истории можно было бы избежать, если бы тот лучше вел дела, тщательней работал с клиентами. Он взял «Джорнал» и снова взглянул на фотографию на четвертой полосе. Губы его невольно задергались, хотя лично для него смешного там было мало. Фотограф заснял одну особенно беспокойную овцу, за которой с полотенцем в руке гонялся официант, в то время как на заднем плане несколько хорошо одетых гостей смотрели на это с удивленными лицами. Текст был написан в легком юмористическом тоне, но тем не менее указывалось, что овцы были привезены в знак протеста против покупки фермы Равенхайтс.
