Последний остров | страница 5
И еще на взгорок вылетела тройка разномастных лошадей, запряженных в легкий ходок. Сейчас тройка вихрем пронесется по той самой неторной дороге, потом краем выспевающего хлебного поля мимо стайки берез. На какую-то долю секунды замерла тройка, и кажется — вот-вот оторвется она от земли и полетит, хотя с землей ей совсем не хочется расставаться, ведь кони не птицы, они привычно справляют добрую работу. Коренником запряжен крупный, грудастый конь с белой гривой; правая пристяжная — конь рыже-палевой масти, а левая пристяжная — конь вороной.
— Деда, а я новую картину придумал.
— Красивую картину-то?
— Не знаю. А ты сам посмотри, — и он показал, что будет на той картине и какими красками надо ее рисовать.
Дед кивал головою, соглашаясь с Мишкой. Все идет своим чередом — помощником растет Михалко, а то и заменой. Прилепились друг к дружке старый да малый, водой не разольешь, и никому невдомек, что же роднит их, отчего дружба такая у них завязалась. Один лишь дед Яков это знает, но скажи кому — не поверят, засмеют. Яков Макарович был твердо уверен, что на роду Мишке предписано стать самым главным лесным человеком на всей нашей земле. Вон ведь как ловко у него все получается: не было такого случая, чтобы старик дважды называл имя цветку или травинке какой — с лету запоминает; уже каждую птаху по голосу, даже сонному, различает без ошибки; на рыбалке — самый удачливый из деревенских; рисует все живое, которое с добром к человеку; сказки из старого до единой повыцеживал; какие-то песенки, не похожие на прежние, выдумывает; но самое главное — душа у Михалки светлая, значит, быть ему в лесу хозяином.
— Деда, а куда солнышко второе девалось?
— Не знаю, Михалко. Видать, померещилось нам с тобой. Это бывает… Так что никому о том не сказывай.
— Но ты же сам говорил: Сон-озеро — око земное. На него холодные солнышки прилетают.
— Грешен, батюшко. Чудил, бывало, тебе. Да ты шибко-то не верь всем побасенкам, а верь тому, что живое и живое после себя оставляет: вон лесу верь, травам, птице всякой… А Сон-озеро и для меня загадка — вот есть оно, но может и не быть, в землю уйдет, в сон превратится…
На подходе к самой деревне и стар и млад почувствовали — на миру случилось что-то неладное. Как-то сразу померкла разудалая гулянка, захлебнулись обе гармоники, и вместо песен с дальнего околотка Нечаевки вскинулся морозящий душу истошный вопль Маруси Хватковой.
Дед Яков заторопился, зашаркал по мокрой траве легкими бахилами, а шаги получались тяжелыми, спотыкучими, и Мишка с удивлением приметил, что сильно уж старый сосед-то его, Яков Макарович Сыромятин.