— Нет, я просто ощутил гнев — не могу сказать…
Гарри был сконфужен, и Гермиона совершенно не облегчила его ощущения, произнеся испуганным голосом:
— Опять твой шрам? Но в чем дело? Я думала, эта связь закрылась!
— Она и закрылась, на время, — пробормотал Гарри; его шрам по–прежнему болел, затрудняя попытки сосредоточиться. — Я… я думаю, она снова открывается, когда он теряет самообладание, так оно было ра-…
— Но тогда ты должен закрывать свой разум! — визгливо произнесла Гермиона. — Гарри, Дамблдор не хотел, чтобы ты пользовался этой связью, он хотел, чтобы ты ее разорвал, именно для этого ты должен был применять Окклуменцию! Если ты этого не сделаешь, Волдеморт сможет внушить тебе фальшивые мысли, помнишь…
— Да, я помню, спасибо, — сквозь зубы процедил Гарри; ему не требовалась Гермиона, чтобы объяснить, что Волдеморт однажды использовал эту связь между ними, чтобы заманить его в ловушку, и что это привело к гибели Сириуса. Он жалел, что рассказал Рону и Гермионе о том, что видел и чувствовал; это делало Волдеморта более пугающим, словно он заглядывал в окно комнаты; а боль в шраме все не утихала, и Гарри боролся с ней, это было похоже на борьбу с приступом рвоты.
Гарри отвернулся от Рона и Гермионы, делая вид, что изучает генеалогическое древо Блэков на стене. Внезапно Гермиона вскрикнула; Гарри вновь выхватил свою палочку и крутанулся на месте. Он увидел, как серебряный Патронус влетел сквозь окно гостиной и приземлился на полу прямо перед ними, где материализовался в ласку, заговорившую голосом отца Рона.
— Семья в безопасности, не отвечайте, за нами следят.
Патронус растворился в воздухе. Рон испустил нечто среднее между всхлипом и стоном и плюхнулся на диван; Гермиона присоединилась к нему, стискивая его руку.
— Они в порядке, они в порядке, — прошептала она, и Рон, почти смеясь, обнял ее.
— Гарри, — сказал он через гермионино плечо, — я…
— Нет проблем, — ответил Гарри, по–прежнему чувствующий себя больным от огня в голове. — Это же твоя семья, конечно, ты волновался. Я бы так же себя чувствовал, — он подумал о Джинни. — И чувствую.
Боль в шраме достигла максимума; его жгло так же сильно, как в саду Берлоги. Сквозь боль он едва расслышал голос Гермионы:
— Я не хочу оставаться здесь одна. Давайте возьмем спальники, которые я захватила, и устроимся сегодня в этой комнате?
Гарри услышал, как Рон согласился. Он не мог более бороться с болью; он был вынужден уступить.
— Я в туалет, — пробормотал Гарри и вышел из комнаты так быстро, как только мог, не переходя на бег.
