Я так и застыл с разинутым ртом. Постучался полковник Толь с картами и бумагами, меня вежливо попросили из избы. А рот пришлось закрывать уже на улице усиленной помощью всё того же Храповицкого. Да-а… многое ожидал я услышать от великого человека, но такое… По тем временам общение в астрале приравнивалось хоть к тому же чернокнижию. А я-то, наивный гусарский подполковник, и помыслить не смел о материях столь тонких, сколь же и таинственно-опасных уму неискушённому.
За обедом Михаил Илларионович осыпал меня ласками, говорил о поэзии, о своей переписке с госпожой де Сталь, о моём отце и матери. Беспрекословно подписал наградные листы на всех, кого я подсунул, и, ещё раз подчеркнув благоволение своё, после чая вновь благословил меня на войну.
– Так, значит, я ещё попартизаню, да?
– Иди, иди, любезный. Только зазря не балуй, не та у тебя миссия…
Пользуясь благодушным моментом, я за шиворот утащил упирающегося Храповицкого. Будет жаловаться, напишу прямую реляцию фельдмаршалу! Видимо, весть о том, что меня не посадили, распространилась быстро, и те же клеветники, вчера ещё кривившие губы мне вослед, ныне любезно улыбались, зазывая на пунш и преферанс. Я же, заломив на затылок малахай, гордо отвергал любые поползновения их, но всем сердцем рвался оправдать высокое мнение о себе и – вперёд, в сабли, в атаку! Покажите мне французов, покажите им меня!
Обойдя отряды графа Ожаровского, корпус Раевского и партию Сеславина, мы двинулись на село с нерусским названием Мерлин. Вроде где-то я слышал нечто подобное, но наверняка в каких-нибудь романтических балладах, хотя должен признать, что именно здесь суждено было произойти одному из таинственных и чудесных происшествий моей кочевой жизни. Поверите ли, не поверите, мне уже и не важно, право… Главное, что не я один, а вся бригада моя были свидетелями сего невероятного события!
* * *
А утро началось совершеннейше обыкновенно, мы промчались по большой дороге и навалились всей ордою на хвост неприятельской колонны. Расстройство сей части способствовало почти беспрепятственно потоптать её (аки петух куру!) и захватить в плен аж двух генералов, Альмерса и Бюрта, а кроме того, до двухсот нижних чинов, четыре орудия и множество обозов. После беседы с Кутузовым я был полон свежего вдохновения и, отослав под охраной пленных, с кипящим сердцем выехал на новую добычу. Увы, она была такова, что мы сразу и не поняли, кто за кем «охотится»…
Ближе к полудню на наш поиск вышла «старая гвардия», посреди которой находился сам Наполеон. Неприятель, видя шумные толпы наши, взял ружьё под курок и гордо продолжал путь, не прибавляя шагу. Сколько ни покушались мы оторвать хотя бы одного рядового от сомкнутых колонн, они, как гранитные, пренебрегали все усилия наши и остались невредимыми.
