— Привет, киска! Есть чем угостить усталого путника, у которого, кроме грязного сапога, во рту не было и маковой росинки?
— ПФФФ! — словно резко спустили автомобильную шину.
Да, признаюсь, что обтрепался за время нахождения здесь, но ведь не до такой же степени, чтобы от меня шарахались и шипели. Как не пытался я успокоить эту неадекватную кошку, как не строил умные и добрые рожи — все усилия пропали даром. Черная фурия выгнула спину и начала пускать искры по облезлому тельцу. Разочарованно плюнул в её сторону и, слушая шипение в спину, вернулся обратно к моему связанному другу.
А там видно договорились и Павла понесли в сторону одной из серых палаток. Бородатый пришел в себя и что-то пасмурно ворчал, женщины с визгливым смехом ему отвечали, а мужчины прятали усмешки в кустистые бороды, это не добавляло радости неудачливому мародеру.
Павла занесли в палатку и тут же вышли, оставив внутри. Я шмыгнул следом, не оставлять же одного, а если получится, то и веревки смогу перегрызть. Глаза сразу же привыкли к полумраку, Павел смирно лежал возле небольшого костерка, в котелке варилось что-то неприятно-коричневого цвета.
Со стен висели связки лука, пучки каких-то корешков и пара страшных черепов неизвестных животных с большими зубами, что-то среднее между слоном и динозавром. В полотняном шатре пахло дымом, благовониями, сушеными травами и такой же сушеной старостью. Отчасти этим амбре несло от древнейшей старухи в углу. Сверкая молодыми глазами (вернее одним правым — левый недвижим и лишь тускло поблескивает), она почесывала бородавку на носу. Одета в какое-то невообразимое количество юбок, я смог насчитать пятнадцать, за точность не ручаюсь. Бурая рваная кофта висела на тощих плечах как на вешалке. На морщинистой шее переливались в свете костерка блестящие бусы из монеток разной величины. В довершение полной картины ослепительно блестело большое кольцо в ухе, такое же, как у нас на гардинах, только из золота.
— Гангурам азкинон! — гортанно крякнула старуха, и я вспомнил, что такими же словами нас приветствовал Железер Молния.
— Не понимаю! — пролепетал Павел.
— Гангурам азкинон! — снова сказала старуха.
— Это, как его. Во, вспомнил — хех! — блеснул языковыми познаниями мой друг.
Я потихоньку подкрался к лежащему Павлу, но путь преградила знакомая неконтактная особа, и снова принялась шипеть. Поднялась шерсть на затылке, еще немного и сделаю недружелюбной самке замечание в виде указаний на место, которое она должна занимать. За меня это сделала старуха, что-то гортанно выкрикнув, она усмирила разъяренное животное. Кошка словно забыла про меня и, подойдя к старухе, потерлась о костлявые ноги.
