— Перца?
— Это повар.
Ого — это уже эгалитарность сверх всякой демократии. Я понимаю:
— Это как присяжные.
— Не избирают тех, кто еще не проработал здесь года, — поясняет Кэт. — И ты можешь выйти из ПМ, если занимаешься чем-нибудь супер-супер-важным. Но обычно люди относятся добросовестно, без дураков.
Я любопытствую, призывали ли в ПМ Кэт Потенте.
Она качает головой.
— Нет пока. Но я бы с радостью. Понимаешь, шансы не очень. Здесь работает тридцать тысяч человек, а в ПМ входит шестьдесят четыре. Вот и считай. Но он постоянно расширяется. Ходят слухи, его опять могут увеличить.
Теперь я спрашиваю, что было бы, если бы таким манером мы управляли всей страной.
— Вот именно об этом мечтает Радж! — смеется Кэт. — Ну, конечно, после того, как соберет все СЗ и ТЗ.
Кэт качает головой: она относится к этому парню с долей иронии.
— У него есть готовый план, как провести поправку к конституции. Если кто-то и мог бы это провернуть… — Поджимает губы. — Вообще-то, это вряд ли будет Радж.
Кэт смеется, и я вместе с ней. Да, Радж немного чересчур серьезен для американских обывателей.
И я спрашиваю:
— Ну а кто мог бы?
— Может, я, — отвечает Кэт, выпячивая грудь.
Может, ты.
Мы идем мимо ее владений: визуализации данных. Служба примостилась на пригорке: несколько сборных модулей расставлены вокруг небольшого амфитеатра, где каменные ступени ведут вниз, к стене из гигантских экранов. Мы заглядываем сверху. На ступенях двое инженеров с ноутами на коленках смотрят, как на экране пляшет гроздь пузырей, соединенных между собой волнистыми линиями. Раз в несколько секунд пляска замирает, а волнистые связи распрямляются, словно волоски на коже, вставшие дыбом. Потом экран заливает сплошным красным. Женщина-инженер ругается себе под нос и склоняется над клавиатурой.
Кэт пожимает плечами.
— Работа идет.
— А что это у них?
— Не знаю. Может, что-то внутреннее. Наша работа, по большей части, для внутреннего использования.
Кэт вздыхает.
— Гугл такой огромный, он сам себе потребитель. Я делаю в основном визуализации, которыми пользуются другие инженеры, или рекламщики, или ПМ… — Она умолкает. — Сказать по правде, я бы хотела сделать что-такое, чтобы это увидели все!
Она смеется, как будто, высказав это вслух, сбросила какой-то груз.
Мы идем сквозь аллею высоких кипарисов на краю городка — они отбрасывают на дорожку занятную золотистую тень — и подходим к низкому кирпичному строению без всяких табличек, кроме рукописного листка, прилепленного к затемненному стеклу двери:
