– Почему же их так мало? – И, бросив взгляд на профиль собеседницы, Динни добавила – Вам-то не на что жаловаться.
Девушка приосанилась и повела плечами.
– Я сказала мистеру Черрелу, что хотела бы стать манекенщицей, но ему это не очень понравилось.
– По-моему, это самое идиотское из всех идиотских занятий. Наряжаться для кучки привередливых женщин!
– Надо же кому-то этим заниматься, – с вызовом сказала девушка. – Да я и сама люблю хорошо одеться. Но, чтобы получить такое местечко, нужна рука. Вот если бы миссис Монт замолвила за меня словечко!.. А из вас какая бы получилась манекенщица, мисс, – с вашим-то шиком и с вашей фигурой!
Динни рассмеялась. Автобус остановился на Уайтхолле со стороны Вестминстерского аббатства.
– Нам тут сходить. Вы когда-нибудь были в Вестминстерском аббатстве?
– Нет.
– Пожалуй, вам стоит туда заглянуть, пока его еще не снесли и не построили здесь доходный дом или кино.
– А его что, правда снесут?
– Ну, пока на это еще не решаются. Поговаривают о том, чтобы его реставрировать.
– Большущий домина! – сказала девушка.
Но у стен аббатства она приумолкла и не открыла рта, даже когда они вошли под его своды. Динни наблюдала, как она, задрав голову, рассматривает памятник Чатаму[27] и статую рядом с ним.
– Кто этот старый бородач без штанов?
– Нептун. Это символ. Помните: «Правь, Британия, морями…»
– А!
И они двинулись дальше, пока перед ними не открылся весь старый музей.
– Ишь ты! Сколько тут всего понаставлено!
– В самом деле, похоже на лавку древностей. Да ведь здесь собрана вся английская история.
– Ужасно темно. Колонны-то как будто грязные.
– Хотите, заглянем в Уголок поэтов? – спросила Динни.
– А это еще что?
– Там хоронят великих писателей.
– За то, что они писали стишки? – спросила девушка. – Смешно, да?
Динни ничего не ответила. Она-то знала некоторые из этих стишков! Осмотрев несколько изваяний и прочитав имена, которые и Динни-то не слишком интересовали, а Миллисент и подавно, девушки медленно направились по приделу туда, где между двумя красными венками лежит черно-золотая плита Неизвестного солдата.
– Интересно, знает ли он, – сказала девушка, – я-то думаю, ему все равно; раз даже имя его никто не слышал, какой ему от всего этого прок?
– Ему – никакого. А вот нам есть прок, – сказала Динни; она испытывала волнение, которым весь мир платит дань Неизвестному солдату.
Когда они снова очутились на улице, Миллисент вдруг спросила:
– А вы верите в бога, мисс?
