Адриан улыбнулся, хотя на нем лица не было.
Возвращаясь в гостиную, Динни столкнулась с Джин, и та рассказала ей последние новости о деле Хьюберта. Когда первый испуг прошел, Динни вспыхнула от негодования.
– Какая страшная подлость!
– Да, – сказала Джин. – С минуты на минуту придет Хьюберт, и мне надо поговорить с ним наедине.
– Тогда отведи его наверх, в кабинет Майкла. Я пойду к Майклу и все ему расскажу. Об этом надо сказать в парламенте… Да, но он распущен сейчас на каникулы, – вспомнила Динни. – Он, кажется, заседает только тогда, когда это никому не нужно.
Джин дождалась Хьюберта в холле. Они поднялись в кабинет, где на стенах были развешаны афоризмы трех последних поколений; Джин усадила Хьюберта в самое. удобное кресло, а сама устроилась у него на коленях.
Так она просидела несколько минут, обняв его за шею и прижавшись к нему лицом.
– Ну, хватит, – сказала она затем, поднимаясь и закуривая. – Ничего у них из этой затеи не выйдет.
– А если выйдет?
– Нет. А если да, – тем скорее мы должны обвенчаться.
– Девочка моя, я не могу.
– Ты должен. И не думай, пожалуйста, что если тебя выдадут – а этого, конечно, не будет, – я не поеду с тобой. Поеду, и тем же пароходом, – все равно, обвенчаемся мы или нет.
Хьюберт смотрел на нее с восхищением.
– Ты просто чудо, – сказал он, – но…
– Ну да, я знаю, что ты скажешь. Знаю я и твои рыцарские чувства, и что ты хочешь сделать меня несчастной для моего собственного блага, и что подумает отец… и так далее, и тому подобное. Я была у твоего дяди Хилери. Он согласен нас обвенчать, а он – священник и человек с большим жизненным опытом. Давай расскажем ему, что произошло, и, если после этого он не откажется от своего обещания, мы обвенчаемся. Пойдем к нему завтра же утром вместе.
– Но…
– Никаких «но»! Ему ты можешь верить: по-моему, он настоящий человек.
– Верно, – сказал Хьюберт, – он человек, каких мало.
– Вот и хорошо; значит, договорились. Теперь можешь опять меня поцеловать.
Джин снова заняла свое место у него на коленях, и, если бы не ее тонкий слух, Динни застала бы их в такой позе, но когда Динни открыла дверь, Джин уже разглядывала «Белую обезьяну» на стене, а Хьюберт вынимал портсигар.
– Какая замечательная обезьяна, – сказала Джин. – Мы поженимся, Динни, несмотря на всю эту ерунду, если только ваш дядя Хилери не передумает. Хочешь, поедем к нему с нами завтра утром?
Динни взглянула на брата; Хьюберт поднялся с кресла.
– Безнадежно, – сказал он. – Ничего не могу с ней поделать.
