— Молись, чтобы твое алиби оказалось надежным, — произнесла она нехорошим, холодно-скрипучим голосом. — У тебя проблема, Элвис. Может, у тебя встает через раз? Или ты скрытый гомик? Ну да, конечно… Любил мыться в душе на зоне?
Албанец изменился в лице, его глаза превратились в два тусклых нефтяных озерца. В палате было жарко, но Мартену вдруг показалось, что по спине пробежала струйка ледяной воды, у него участился пульс. Сыщик нервно сглотнул. Он уже видел подобный взгляд. Очень давно. Десять лет назад… Живший в нем маленький мальчик просто не мог этого забыть. Перед мысленным взором Серваса возникли лица двух мужчин, появившихся во дворе их дома тем роковым июльским вечером. Они были похожи на Элвиса — волки, нелюди с пустыми глазами… Он подумал о матери, услышал ее крики и мольбы, увидел привязанного к стулу отца и себя, маленького Мартена. Он спрятался в шкафу под лестницей, все слышал, обо всем догадывался. Придя работать в полицию, Сервас не раз пересекался с подобными… существами. Он вдруг ощутил непреодолимую потребность глотнуть свежего воздуха, убежать из этой палаты, вырваться из больницы. Он кинулся в туалет, боясь не удержать рвоту.
— Это не он.
Сервас кивнул, соглашаясь.
Они шли по коридорам в сторону холла. Сыщику ужасно хотелось курить, но развешанные повсюду таблички призывали его к порядку.
— Знаю, — ответил он. — Его алиби похоже на правду, кроме того, он вряд ли мог разобраться с почтой Клер Дьемар в лицее и не имел причин следить за Юго и пичкать его наркотиками.
— Такие, как он, не должны ходить по улицам, — сказала Самира, когда они миновали кафетерий.
— Ни один закон не позволяет сажать человека в тюрьму только за то, что он «опасен», — возразил Сервас.
— Рано или поздно Элвис сорвется.
— Он отсидел свой срок.
Самира покачала головой.
— Единственная действенная терапия для таких типов — отреза́ть им яйца, — объявила она.
Сервас искоса взглянул на свою подчиненную: она не шутила. Он испытал облегчение при виде стеклянных дверей холла, сунул руку в карман, но тут заметил последнюю табличку и снова почувствовал себя подростком на беговой дорожке: дышать нечем, сил на финишные двадцать метров не осталось.
Двери наконец открылись, и они «выпали» в жаркий влажный воздух. Сервас напрягся. Обделенные никотином легкие требовали своей порции яда, но дело было не только в этом… А в чем еще? Его подсознание включилось, когда они прошли мимо первой таблички, запрещающей курение в больнице, но он никак не мог разобрать, что говорит его внутренний голос.
