— Что ж нам делать остается? Не успеваем.
— А вы и не поспеете уже. Я крест на этом поставил. Поэтому машину и отобрал. Честно сказал?
Вадик кивнул. Еще по дороге на центральную усадьбу он был уверен, что едва он попросит, напомнив о дочке, как директор отменит свое распоряжение, а теперь и язык не поворачивался спросить о девочке.
— Ладно, доктор, — улыбнулся директор. Оказывается, он подглядывал за насупившимся Вадиком. — Придумаем чего–нибудь! Что ж о дочке не спросите?
— Неудобно. Вроде вымогаю машину. А как дочка?
— Жена пишет — поправляется. А потому, что попала к специалистам. А у ваших ребят дела уж не поправятся, даже с машиной. Работают плохо, неумело, — жестко определил директор.
— Они работают честно, выкладываются. Я‑то вижу! Они даже вечером петь перестали, спать валятся сразу же. Соревнование у нас, каменщиков… — залепетал Вадик и покраснел.
— Честно работать — мало. Какая польза от честного дурака? Надо уметь работать. Ведь это наш дом, — сказал он, и Вадик сначала не понял, о чем он говорит, но директор пояснил: — Наша земля. Если отвлечься от мелочей, ведь она у нас терпеливая, матушка. И, главное, одна. На все времена. Да, — вздохнул он. — Бесхозяйственность.
Показалась приземистая коробочка дома, ребята копошились на стенах. Метров за двадцать до стройки директор затормозил — мешали кучи песка, поломанного кирпича, досок.
— Пожалуйста, пример. — Он покачал головой и, надев кепку, первым вышел из машины.
— Кого привез, доктор? — окликнул Вадика грязный, голый до пояса Сережа–комиссар.
Они нагнали директора уже на сходнях.
— Где ваш чайник–начальник–командир? — неприветливо спросил комиссара директор. — Вижу, липовые наряды закрываете? Рамы где? А по бумажкам их уже вставили.
— Сегодня вставим. — Комиссар покраснел. — У нас плотники хорошие, сейчас вставят.
— А какую работу себе напишете? — Директор прошелся по комнатам первого этажа, разглядывая кладку. — Это кто же клал? Знал, что дела плохи, но что так! Не вздыхай, — сказал он комиссару. — Это мне вздыхать надо.
В квартирах первого подъезда уже настилали полы. Вадик увидел вспотевшего Автандила и показал ему кулак. Автандил по–восточному присел на корточки, опираясь на топор, и чуть улыбнулся ему. Губы у него были пересохшие, глаза нехорошо блестели. «Только до обеда, клянусь!» — прошептал он.
На втором этаже суетились подсобники. Директор уставился на Игорька, который, насвистывая и не обращая внимания на зрителей, лепил кирпичи на толстый слой раствора. Потом мимо прошел Вовик, волоком тащивший чуть нагруженные раствором носилки. На полуголом Вовике было соломенное сомбреро, вокруг пупка лучилось вытатуированное солнышко, а скрутившиеся в веревочки концы шейного платка плохо прикрывали наколку на груди «Не догонишь!».
