— Мне кажется, — вздохнув, сказал Вадик, — что главное — это приступ холецистита, а давление, оно поднялось, вероятно, вторично. У меня есть дибазол и атропин, в ампулах.
— Что и надо! — отозвался Агеев, присаживаясь на соседнюю кровать. — Ручаюсь фармакопеей!
— Сколько там набухало? — негромко спросил больной, указывая глазами на тонометр. Вадик почувствовал напряжение в его голосе.
— Какая разница? — Он пожал плечами, и за его спиной все с облегчением засмеялись: «Так его, родимого! Много знать будешь!..» — Сейчас инъекции сделаю.
Когда он вышел на веранду, Надежда пригласила завтракать. Гости сели за стол, а Вадик, поставив на плитку стерилизатор, направился в горницу к больному.
— Нет! — сказал Ильичев, ловя Вадика за рукав. — Садитесь с нами, так не годится… — усаживая упирающегося Вадика, он тараторил, как всегда на лекциях. — Мне интересно узнать, как вам здесь работается. Я ведь декан все–таки… Представьтесь нам.
Надежда поставила перед Вадиком тарелку с яичницей, редкое в отряде блюдо, и он соблазнился, взял вилку.
— Вадик — доктор замечательный, — подходя к столу с зеленой поллитровкой, встрял дядя Саша. — Сам себе работу ищет! В другие деревни бегает. Тут был случай, — нараспев сказал он, прищуриваясь на стаканчики. — Поправимся?.. Схватило меня — помираю! Сердце из груди выпрыгивает — Ну, поехали!.. — Дядя Саша продышался, понюхал корочку, подождал, покуда гости кусок в рот возьмут. — В зобу дыхание у меня сперло, думаю — все, мальчик, кранты! А он прибегает — ка — ак даст мне в под–дых! И все. — Дядя Саша обвел всех глазами, в которых дрожали слезы. — Теперь здоров! В тот же день рыбы полное ведро ему! Или другой случай — не перебивай, доктор! — это же умереть можно! В соседнем селе, Василькове, у одного кулака — Охлопьев его фамилия, он и староста церковный и вообще… — Дядя Саша таинственно подмигнул. — У него во–от такой кобель в саду сидит, то есть сидел, значит. Верно говорю, Вадик? Кобель этот запах горькой ни на дух не. переносит — звереет! А был он на во–от такой цепи. А один чудак выпил — он к Охлопьеву в гости пришел по неизвестному нам делу — решил храбрость показать: погладить его, сахару дать. И через забор — не успел Охлопьев крикнуть — шасть! — Дядя Саша выдержал паузу и, прикрывая глаза, уронил: — Шестьдесят ран на теле!
— Пятьдесят одна, — поправил Вадик, — и лишь два укуса, остальное — поверхностные порезы. Не прибавляй, дядя Саша. — Чувствовал он себя неуютно.
