— Между прочим, знаменитая гадалка, — достаточно громко, но обращаясь будто бы к Юре Возчикову, сидевшему рядом, произнес 'Вадик. — К ней аж из города ездят. Между прочим, не всем гадает. — Ребята притихли, слушали его внимательно. — Ведьмой ее в деревне зовут. Травки собирает, кое–кого от запоя вылечила… Меня так на порог к себе не пустила при диспансеризации. Сразу отгадала, что я врач. — Он немножко подыгрывал девчонкам. Ведьма, едва он представился, решительно выставила его за дверь, хотя вот уж ей–то он, кажется, был нужен в первую очередь: очень уж худа и бледна была старуха, слаба — когда руку подняла, Вадик заметил ее дрожание. — А гадает точно. Таковы факты.
Комиссар кашлянул и, с недовольством поглядев на Вадика, объявил:
— Выговор тебе объявляю по комсомольской линии, а, Галина? Встань.
Та встала, дернула плечом, и все увидели у нее на лице не то усмешку, не то улыбку, и стало ясно, что Галину это не волнует — знала теперь она о себе что–то такое, что было важнее остального…
— Если еще раз будет что–нибудь в этом роде… Отчислю из отряда! — пригрозил командир. — Все! Расходись!
Ребята разошлись, а в столовой остался штаб. За кухонной стенкой, переговариваясь, звенели посудой девочки, и Вадик, вполуха улавливая: «Красный кирпич… сороковка…», — прислушивался к голосу Оли, но слов не разбирал: она говорила очень тихо, хотя и сердилась на что–то. А потом она и Таня с узелочками спустились к воде и там стирали, деловито, молча.
Вадик посидел у костра, дождался, когда девочки вернутся в избу, и все надеялся, что Оля выйдет, И они погуляют. Но Оля не вышла, и Вадик залег на раскладушку:, раскрыл «Терапию», прочел страничку и отложил учебник. Стосвечовка резала ему глаза, поэтому он выключил свет.
Одна из стен его клетушки была общей с девчонками, и, если они разговаривали громко (теперь уже привыкнув и забыв о его соседстве), он, случалось, все слышал.
Сейчас он лежал в темноте, всматривался в стекло оконца, в которое косо засвечивала луна, в блеск ее света на листьях дуба, в игру теней на стене и услышал Элизабет, спросившую:
— …А почему мне не гадала? Да? А ты чего не пошла — ведь предлагала?
— А мне уже на семь лет нагадали, — ответила Оля.
— О–хо–хо-хо!.. — закудахтала Элизабет. — Мистика это все. Метафизика, вот! Значит, насчет счастья она Галке говорила? Вот что бы я хотела знать, так это насчет моего счастья. «Ах, кто б мне дал такое счастье…» — низким голосом пропела она. У ребят закричали: «Тихо! Отбой!» — А когда сбудется, сказала тебе, Галина?..
