В фойе Вадик поправил галстук, критически осмотрел себя, с головы до ног и остался доволен. Костюм, промытые волосы, совсем выгоревшие на солнце, тщательное бритье и беззаботность возвращали его к домашнему, московскому ощущению праздника.
Около входа в клуб стояла плотная говорливая толпа, с криками бегали ребятишки; в сильном свете ламп дрожали тучи комаров. Иногда от «моря» на сохранившую дневной жар площадь добегал прохладный ветер и здесь выдыхался, падал.
Танцы открыл обязательный вальс. Вадик разглядел наконец в толпе Олю — она танцевала с командиром, молча, с легкой улыбкой кружась вокруг него, неловко поворачивающегося (Вадик услышал, как командир говорил: «Бутовый камень… дефицит…»), а рядом совсем тяжело крутил Таню комиссар. Таня, захлебываясь, что–то рассказывала ему, комиссар только согласно кивал головой. В танце Оли с командиром было такое, что опять неприятно задело Вадика. Он встал так, чтобы заметить, куда Оля выйдет из круга, и пригласить ее потанцевать что–нибудь более медленное и знакомое ему. После вальса было объявлено танго. Вадик засуетился, завертел головой, но увидел Олю, уже танцующую с Игорьком. Он что–то медленно с ухмылочкой говорил ей, а у Оли лицо было серьезное и губы твердо сжаты. Но красавец Игорек все изгилялся, и каждый раз, когда он наклонялся к ней, на Вадика накатывала волна злости: ему казалось, что Игорек может сейчас поцеловать Олю. А руки Игорька бесцеремонно прихватывали Олю за спину, за талию, нахально ползали.
Всю последнюю неделю каждый вечер после девяти, загасив печку, Оля и Таня приходили на костер, садились возле командира. Иногда рядом оказывался Игорек с гитарой, и тогда Оля пела. Вадик, постелив на траву отцовскую кожаную куртку, садился поодаль и, не встревая в разговоры, тянул сигарету за сигаретой, до горечи во рту. Днем, планомерно обходя дома в деревне — на прием к нему так никто и не шел, — он был занят, да и Оля как–то сторонилась его после той прогулки на моторке; да и в Таниной улыбке Вадику чудилось что–то сочувственное. «А-а! — решил он еще сегодня утром, когда Оля скупо кивнула ему в ответ на комплимент. — Хватит! Не хочет — и не надо».)
Он выждал еще два танца, но Оли среди танцующих не нашел. В кругу выплясывающих ревниво выглядел Игорька, командира и ушел на шоссе, где воздух был сухой и теплый, и зашагал, пугая четким стуком своих каблуков ночную Живность. Глаза постепенно привыкали к мраку, он стал различать верхушки деревьев вдоль обочин и даже узкие светлые полоски песка по краям асфальта. Впереди кто–то маленький торопливо перебежал шоссе, зашуршал в кустах; Вадик вздрогнул. Несколько раз навстречу прошли парочки, перешептывающиеся и хихикающие, по стуку подковок Вадик угадывал, когда шел солдат. Одна из девушек, встреченных им в темноте, показалась знакомой горбуньей–секретаршей директора, она оглянулась на него, но солдат, который вел ее, тесно обняв за плечи, склонился к ней, их шаги смолкли; Вадик отвернулся, усмехаясь, — они целовались.
