Может, сменить имя, мучился он, но тут же представлял себе удивление многочисленных друзей и знакомых – ведь в самом деле не поймут. А самое отвратительное было то, что окружающие часто замечали это его страдание и, что ещё хуже, участливо интересовались, могут ли они хоть чем-нибудь помочь Ивану Ильичу. И вот это доводило его до крайнего бешенства, так что многие коллеги по работе стали его сторониться. Но Ивана Ильича теперь это мало беспокоило: ему не было скучно без прежних друзей, без того безобидного трёпа с ними, как это было раньше. В нём словно появился ещё один человек, который повадился постоянно с ним разговаривать:
«В бассейн пойдёшь, говоришь? Ну-ну, ну-ну… Нервишки, говоришь, расшалились. Ну-ну, Иоанн – благодать Божия. Да пойми ты, дурья башка, что речь идёт о всемирном заговоре. И ведь миллионы русских людей ходят и даже не догадываются о таком ужасном положении вещей. Твоя миссия – довести до их сведения…»
«Да иди ты! – отвечал ему внутренний голос Ивана Ильича. – Надоел! И заткнись, вообще: мешаешь работать».
«Ну-ну, ну-ну, работай, русский человек с именем еврейского происхождения, – не отлипал этот кто-то другой. – Ведь ты только посмотри, какая чудовищная насмешка над русским народом! Вот Никодимов сидит: стопроцентный еврей, а зовут его Владимир Богданович. И имя и отчество русского происхождения, а у тебя…»
«Да чтоб ты сдох!»
«Не по одному пункту: ни имя, ни отчество, ни фамилия…»
«Ты заткнёшься или нет?!»
«И у жены твоей Анны Михайловны…»
– Вот падла! – громко вслух говорил Иван Ильич.
Окружающие испуганно оглядывались на него, но он даже не обращал на это внимания.
«И даже до кота твоего сионисты добрались. Гаврююша-а! Кис-кис…»
Иван Ильич в сердцах бросал об пол какую-нибудь рабочую папку, подскакивал к кому-нибудь, кто ближе сидел и обязательно находил, к чему можно придраться.
– Зинаида Олеговна! – орал он, например. – Вы опять всё перепутали в отчёте! У Вас на уме одни магазины, Вы по полдня в них проводите, а работу Вашу кто будет выполнять: я что ли?
– Павел Александрович, – шипел он Клещу, – Вы ещё не устали курить? Если Вам наплевать на работу, то пожалейте хотя бы свои лёгкие.
После таких вспышек гнева он ужасно себя чувствовал, но ничего не мог с собой поделать. Он вёл себя так только для того, чтобы хоть на какое-то время заглушить в себе голос этого другого, которого он не знал, как и величать. Со временем коллеги его привыкли к такому стилю поведения и стали меньше обращать внимания на такие непредсказуемые выпады, хотя за глаза и называли его теперь психом.
