Франкенштейн | страница 80



Как ни странно, но я больше не чувствовал ненависти к этому существу. Его доводы казались убедительными. И разве я не был обязан, создав его, наделить хотя бы крупицей счастья, если это было всецело в моей власти?

Заметил перемену во мне, он продолжал:

– Если ты согласишься и выполнишь то, о чем я прошу, то ни ты, ни любое другое человеческое существо никогда больше нас не увидит. Мы покинем Европу и отправимся в лесные дебри Южной Америки. Моя пища отличается от вашей, мне не требуется мяса и хлеба. Желуди, орехи и ягоды – вот и все, что мне нужно. Моя подруга будет довольствоваться той же пищей. Джунгли станут нашим домом, солнце будет светить нам, как и остальным людям, и растить для нас дикие плоды… Как ты ни безжалостен ко мне, но сейчас я читаю в твоих глазах сострадание. Пообещай же мне то, чего я так горячо желаю!

– Ты намерен, – проговорил я, – поселиться там, где твоими единственными соседями будут дикие животные. Но как ты, страстно жаждущий человеческой любви и привязанности, сможешь выдержать такое изгнание? В конце концов ты вернешься и опять столкнешься с людской ненавистью. Твоя оскорбленная душа снова наполнится злобой, и ты примешься крушить все, что попадет под руку. А твоя подруга поможет тебе в этом… Нет, что бы ты ни говорил, я все равно не могу согласиться.

– Зачем ты настраиваешь себя против меня? Ведь еще мгновение назад ты принял мои доводы – хотя бы из чувства справедливости. Могу поклясться землей, на которой живу, и тобой – моим творцом, – что, если ты дашь мне подругу, мы с нею покинем эти страны и поселимся в самых отдаленных от людей местах. Если кто-то станет любить меня, злоба и ненависть уйдут, мои дни наполнятся покоем, и в свой смертный час я не прокляну того, кто заставил меня жить.

Его слова странно подействовали на меня. В глубине своего сердца я испытывал сострадание, но стоило мне взглянуть на отвратительного монстра, на то, как он двигается и говорит, как все во мне переворачивалось и все добрые чувства сменялись ужасом и ненавистью. Но я продолжал твердить себе, что не имею права отказывать своему творению в той доле счастья, которую мог ему дать.

– Сейчас ты клянешься не причинять никому вреда, – наконец проговорил я, – но разве ты не совершил злодеяния, которые не позволяют верить твоим словам? Откуда мне знать, что все это не уловка, не притворство, а ты в результате не получишь новые возможности для осуществления своей мести!