Приезжай скорее, дорогой Виктор, только ты способен утешить Элизу. Она без конца плачет, обвиняя себя в гибели малыша; ее слова буквально разрывают мне сердце… Твоя бедная мать! Какое горе! И сейчас я благодарю Бога за то, что ей не суждено было дожить до этого ужасного дня и увидеть страшную гибель своей обожаемой крошки.
Возвращайся, но не с жаждой мести, а с любовью в душе. Лишь она одна способна исцелить нашу рану. Твой дом полон скорби, сын мой, но не ненависти к тем, кто не ведает, что творит…
Твой убитый горем
отец Альфонс Франкенштейн»
Анри Клерваль, следивший за мной, пока я читал письмо, увидел, как мимолетная радость на моем лице внезапно сменилась глубоким отчаянием. Я бросил письмо на стол и закрыл лицо руками.
– Виктор! – воскликнул Анри при виде моих слез. – Дорогой друг, скажи скорее, что случилось?
Я указал ему на разбросанные по столу листки, а сам в жестоком волнении стал мерить шагами комнату. Закончив чтение, Анри проговорил:
– Не буду утешать тебя, друг мой. Такое горе невозможно утешить. Но я хотел бы знать, что ты намерен предпринять?
– Не теряя ни часа, отправлюсь в Женеву. Поспешим, Анри, – нужно попытаться еще сегодня заказать лошадей и карету.
По пути к почтовой станции Клерваль сокрушенно проговорил:
– Бедняжка Уильям, милый мальчик… И что за кошмарная смерть! Каким мерзавцем надо быть, чтобы погубить ради золотой побрякушки невинное дитя! Лишь одно во всей этой истории утешает – страшный миг для малыша Уильяма уже позади и он успокоился навеки там, где нет ни горя, ни мучений. Ему не требуется наша жалость – она гораздо нужнее тем, кто пережил твоего несчастного младшего брата, Виктор…
Эти слова запечатлелись у меня в памяти, и я не раз вспоминал их впоследствии, оставаясь в одиночестве. Но сейчас, едва подали лошадей, я прыгнул в экипаж и торопливо простился со своим верным другом.
Тягостное это было путешествие. Поначалу я торопил кучера, желая как можно скорее увидеть близких и разделить с ними горе, но по мере того, как родные места становились все ближе, я попросил возницу умерить прыть лошадей. Разноречивые чувства нахлынули на меня. В этих краях я не был на протяжении шести лет. За это время здесь случилось одно ужасное событие, но сколько других, более мелких, но куда более многочисленных перемен должно было произойти!
Внезапный страх и тягостные предчувствия овладели мною. Я просто боялся ехать дальше, словно впереди мне грозили неведомые беды. Я не понимал, что все это означает, но испытывал самый неподдельный ужас.
