Не знаю, сколько я там простояла, под стеной с окнами, в которых появлялись фигуры, похожие на тряпичные куклы. Иногда какая-нибудь из них замрет на мгновенье. Поставит на подоконник банку с огурцами. Сотрет пыль. Я снова видела четко. Какой-то мальчишка на втором этаже ловил стаканом ползающую по стеклу муху, это было так близко, что я могла различить ее механическое подбрюшье и хитиновые крылья, попавшие в западню. Вскоре ему наскучило, и он ее придавил. На стекле осталось пятнышко. Кто-то вышел на огражденный прутьями балкон и среди стоявших там велосипедов, ведерок и крышек разгребал место для круглой гири, которую ему жаль было выбрасывать.
Не знаю, сколько я простояла. Я явно ощущала холод и сырость, но ощущала их по-другому, чем тогда, когда только вышла из дому. Глина облепила туфли, плотно, как форма для отливки. Я хотела застегнуться на верхнюю пуговицу, но пуговицы не оказалось, кто-то вырвал ее с мясом, и вот дырки были теперь в двух рядах, прося булавки, которой у меня не было. Для симметрии сломалась защелка в сумке, которую я взяла для элегантности и для отвода глаз, оттуда посыпались старые, прокомпостированные билеты на метро — картонки, потерявшие свою силу уже четыреста тысяч часов назад, немагнитные. Что ж, уплывут с предсказанным в прогнозе дождем и в конце концов найдут свой туннель.
Не знаю, сколько бы я еще так стояла, видимо, до результата — только вот что является результатом? — если бы краем глаза не заметила, что он вышел из соседнего подъезда, пробравшись явно по чердаку или через подвальные помещения, в очках, с усами, уже без зонта и в плаще, переделанном на куртку. Я бросилась, может, слишком резко и через несколько шагов поняла, что у меня нет (для верности глянула на ноги), нет правой туфли, которая была врыта, втоптана в глину. Я отпрянула назад еще резче, как вратарь за длинным мячом, и когда я уже доставала ногой туфлю, не успевшую окончательно утонуть в грязи, я поскользнулась и упала. Секунды даже не лежала. Вскочила на ноги (прямые, хоть и несимметрично обутые) так быстро, что даже вылетевшая при падении из рук, как из катапульты, сумочка еще не успела упасть на волнистый, вымазанный серым цементом козырек над устроенной внизу свалкой — не исключено, что, раскрытая, она, точно парашют в купол, набирала воздух. Неважно! Времени искать сумочку, справедливо оказавшуюся на свалке, у меня не было. Громко хлюпая ботинками, я побежала за тем типом.
