А Мак-Харрис шагнул к людям в белых халатах и закричал:
- За что я плачу вам тройное жалованье? Для чего держу на Снежной горе? Чтобы вы дрыхли, когда у моего сына нервный срыв? Чтобы вы где-то шатались, когда ему особенно нужно иметь возле себя людей? Старший поторопился ответить:
- Сеньор Эдуардо, он буквально выскользнул у вас из рук... Спустился из окна по веревке, сам сел за руль и гнал машину до аэродрома, а вертолет поднялся в воздух за минуту до того, как мы подоспели. Багровую щеку Мак-Харриса свела судорога. Левой, здоровой рукой он схватил врача за грудь, а правой, железной, замахнулся для удара.
- Слушай ты, старая кляча, которой давно пора на бойню! Если с Кони что-нибудь случится, если поело сегодняшнего случая его здоровье хоть на йоту ухудшится, я сделаю из вас... - Его взгляд упал на меня, он осекся и непроизвольно разжал руку: - А вы что тут делаете?
- Жду лифта, - поспешно ответил я, юркнул, не прощаясь, в кабину и нажал па кнопку.
Что было дальше с теми тремя бедолагами, не знаю. Знаю только, что за каких-то двадцать минут у меня перед глазами прошли три разных, несовместимых друг с другом облика президента "Альбатроса": трезвый, хитрый бизнесмен, нежный, любящий отец и грубый, бесцеремонный хозяин... Нет, никак не походил Эдуардо Мак-Харрис на легендарных пионеров нефтяного промысла, которые некогда чуть не голыми руками долбили землю, чтобы извлечь из нее черное золото. Многое, вероятно, скрывалось за обожженным лицом и стеклянным глазом. Еще многое мог бы он сам порассказать о себе, чтобы я мог составить то славное жизнеописание, которое он замыслил. Принять ли мне предложение стать его биографом?
Размышляя надо всем этим, я спустился вниз. Отказался от машины, которую Лидия вызвала для меня, и под проливным дождем зашагал по мокрым улицам, дыша очистившимся воздухом Америго-сити, родного моего города, который после многомесячных конвульсий в петле палача вновь задышал полной грудью.
На улицах, площадях, во дворах толпился народ. Словно под благодатным душем, люди стояли под дождевыми струями. Дети шлепали по лужам, старики молитвенно вздымали руки к небу, матери держали обнаженных младенцев под теплым дождем, словно бы заново совершая обряд крещения.
Стайфлитники из центральной больницы спустились во двор и медленно бродили по мокрым аллеям, бескровными губами жадно вбирая воздух в разрушенные легкие.
Появились люди с гитарами, индейцы запели древние обрядовые песни, девушки принялись танцевать, их широкие юбки развевались над не тронутыми солнцем ногами...
